Наверное, для каждого отца и матери нет более счастливых минут, когда после долгого отсутствия приезжают то ли в гости, то ли насовсем сыновья и дочери в родительский дом. Когда-то уехавшие на учебу, на заработки или просто поискать счастья в городе, многие так и остались вдали от отчего дома: одни прочно обосновались в городах, другие уехали «по распределению» к месту работы, обзавелись семьями, и выбраться к родителям – ну никак!
Но все чаще летом, во время отпусков, то там, то здесь слышны радостные возгласы:
– Сыночек, родненький! Ну что ж ты так долго не приезжал! А это кто? Внучек? Такой большой?..
– А ты, доченька, насовсем или в гости? Оставайся, нам с дедом так одиноко, хвораем мы…
В конце августа, субботним утром, приехала гости и к Дзякунам, Федору и Марии. Сын Павел, рыжий, пучеглазый, большеголовый, уже с брюшком и в шляпе «сомбреро», невестка Рита, румянощекая, толстенькая и угодливая. Про таких говорят: «Только в хату – уже своя», и трехлетний внук Борька, глазастый бутуз с редким, как у отца, рыжеватым чубчиком.
– Ну вылитый папка! – счастливо стрекотала Дзякунка, обцеловывая внука. – гляди, Федор, и ноздрички такие, как у Павлуши маленького были, и ушки, и попка тяжеленькая… – Мария была рыжей, как огонь, сын пошел в нее, а внук – в Павла, оттого и радовалась старуха, тут же обнимая невестку и благодаря ее за внука…
Приехал Павел не поездом, не автобусом, как многие станичники приезжают, а собственным «Фордом» серебристого цвета. «Форд» был новенький, и все в нем блестело: и краска, и стекла, и циферблаты на приборах. Сидения были застелены легкими ковриками, а боковые стекла завешены кипенно-белыми шторками. Павлу уже за тридцать, долго не женился, считая, что, живя в общежитии, брать жену не годится, на одном окладе не проживешь. Когда же за «молчаливое» усердие в работе Павла перевели из слесарей в мастера и дали квартиру в новом доме, сразу же подумал о машине и начал откладывать деньги. Он решил, что, женившись, машину не купишь – деньги уйдут на наряды жене, на украшения и на разные другие мелочи. Часто во многом Павел себе отказывал: ходил в потертом костюме, в стоптанных туфлях… Даже в отпуск к родителям лет пять или шесть не приезжал. Ведь, крути не крути, а надо и на подарки потратиться, и самому приодеться, не заявишься же в поношенном. Поэтому брал отпускные, клал на книжку и работал, работал…
Теперь у Павла было все: квартира, жена, машина, хороший заработок с премиями, сын подрастал…
– Ты бы, сынок, машину-то во двор под грушу поставил, что же она на солнце на улице… – советовал старый Дзякун.
– Не-е-е, что же ее прятать, пусть все видят, на чем приехал когда-то непутевый Павло Дзякун, пусть от зависти лопнут, – важно отвечал сын, протирая от пыли зеркала. Отец понял и умолк, улыбаясь в усы и часто кивая, мол, правильно, сынок…
Пока в хате варилось и жарилось, отец с сыном время от времени выходили к машине, похаживали вокруг или просто стояли, как два аиста у гнезда с птенцами.
– Сколько ж под твоим началом людей работает? – спрашивал Федор.
– Вся смена, двадцать семь человек!
– И слушаются!? Ты ж с ними ладь, сынок, не угодишь – съедят!
– Пусть попробуют, у меня не забалуешь, я их быстро – к ногтю!
Проходили мимо, а то и останавливались знакомые и незнакомые станичники, здоровались.
– Засссте, – сквозь зубы цедил Павел, глядя поверх голов.
– Сколько же такая стоит? – интересовались земляки.
– Денег стоит, много! – Вам за всю жизнь не заработать! – важно отвечал Павел.
Между тем, в хате не умолкали разговоры.
– Павлушу на работе ценят, – хвалилась Рита, подметая пол. – Премия каждый месяц, грамоты к праздникам.
– Да он у нас такой: и старшего послушается, и угодит, кому нужно, и промолчит, где надо, – радовалась Дзякунка, – он смалочку такой…
– А в выходные он дома не сидит: кого-то на базар отвезет, а кому-то на побережье моря надо, – продолжала невестка, – вот он извозом и промышляет. А как же, машину надо окупать. У него все – копеечка к копеечке…
Мария вспомнила, как еще в детстве Павлуша продавал на улице детишкам леденцовых петушков на палочке, которых она варила из сахара и вишневого варенья. Еще тогда он отыскал жестяную банку из-под чая, прорезал щель и бросал туда «выручку». Во время колядок заходил в каждую хату сам, без друзей, чтобы ни с кем не делиться подаянием, а вернувшись домой, выворачивал карманы и, пересчитав деньги, отправлял их в копилку.
– А внука-то где крестили? – очнулась от воспоминаний Мария.
– А нигде не крестили, Павлуша считает крестины блажью, да опять же – расходы… Записали крестными Павлушиного начальника с женой, люди богатые, знатные…
– Да как же так! – всплеснула руками Дзякунка. – Завтра же съездим в церковь, я договорюсь со священником. Мы Павлу и не скажем, поедем будто на рынок, в магазин… Автобусом поедем…
На следующий день, справившись в церкви, женщины поспешили домой. Обедали долго и со значением. Сам Павел принес из машины бутылку коньяка, разлил по рюмкам.
– Ну, за встречу, за знакомство, – проговорил Федор.
– И чтобы было все хорошо, – тянулась рюмкой к невестке Мария. – Так уж хочется сваточков увидеть, познакомиться. Мы теперь все – родня.
– А я вот сделал вывод, – поднялся Павел, – что родителям жены и мужа не следует видеться. Эти нашепчут дочке, те – сыну, и пойдут ссоры, ругань. Я сам Ритиных родителей один раз видел, да и их приваживать нечего, одни расходы, подарки, то – се.
Старики переглянулись, пожали плечами: как же так? Но перечить сыну не стали.
После обеда Павел открыл чемодан и стал торжественно раздавать подарки. В хате запахло нафталином, на каждой обнове были этикетки с ценниками, и сын каждый раз обращал на них внимание, подчеркивая, что хоть и дорого, но для матери с отцом не жалко. Откуда было знать Федору и Марии, что куплено все было в «комиссионке». Они, словно дети, радовались обновкам. Матери достался пуховый платок и вязаная кофта, отцу – легкий светлый костюм, брюки и пиджак. Но больше всего Федор обрадовался черным галошам с красной байковой подкладкой: будет в чем скотину управлять. Он тут же оделся в костюм, а Мария отнесла подарки в шифоньер, они были не по сезону. А ей так хотелось приодеться, выйти на улицу – пусть видят, мол, сын приехал, подарки привез…
Прошло два дня. Павел с отцом сходили на рыбалку. Друзей у него не было с детства, так, соседские парни – на улице резались в городки, а закадычных – ни одного.
По случаю отъезда сына Дзякуны решили пригласить гостей, уж очень хотелось перед людьми показаться, похвастаться сыном: каким стал! Давно ли бегал пацаном с облупленным носом, с ногами в цыпках за колхозным стадом? А теперь вот…
– Уж если кого из чужих звать, так нужных людей, чтоб пригодились при случае, – сказал, как отрезал, Павел. – А нечего всякую шелупонь собирать.
Но «нужных» людей оказалось… двое. Это директор школы Иван Лукич с женой. Ведь кто-кто, он буквально «за уши дотянул» его, иначе не поступил бы Павел в ПТУ, не выучился бы на слесаря. За столом оказался и местный егерь, бывший одноклассник Павла – Дмитрий Лобода. Другие «нужные» гости под разными предлогами не пришли. Вспоминали детство, говорили тосты и пили за ушедших учителей. Хорошенько подвыпив, Дмитрий подсел к Павлу:
– Признавайся, Мухомор, на чем навар имеешь, что таким паном прикатил, а? Заработал? Брехня! Молчишь? То-то и оно!
– Не ссорьтесь, ребятки, – уговаривал Иван Лукич.
– Лукич, ты же помнишь, каким он был, этот рыжий Мухомор – скупо- ой, скользкий, как линь…
На другом конце стола распалялся старый Дзякун:
– Я что не могу выпить, ежели ко мне сын приехал!? Да еще какой! Все видели? Его… все слушаются… двадцать семь человек! Он… все – о – о умеет! – Дзякунка успокаивала мужа, виновато поглядывая на гостей.
На следующий день за завтраком Павел бесцеремонно завел разговор:
– Так, предки, вам не надоело здесь в навозе копаться? Утки, куры, кабанчик… фу-у, это так несовременно. Пора уже все продать и жить в городе! Мы с Ритой мечтаем дачу прикупить с участком, а денег не хватает. Давайте все это продадим, а денежки нам… опять же внук растет…
– А мы куда, сынок? – перебил Павла Федор. – С вами будем жить?
– Не-е-е, у нас в пригороде есть дом престарелых, там и будете жить, – Рита закивала, соглашаясь с мужем.
У Федора заходили желваки на лице, он подошел к Марии:
– Вот, дожились, Маня! Нет, сынок, здесь мы родились, здесь могилки наших родителей, твоих дедушек и бабушек, здесь родился ты… Не-ет, отсюда – только вперед ногами. А вы живите, живите… Приезжайте… Да.., – он обнял Марию…
Через час гости были уже в машине. Нажав на газ, Павел с досадой проговорил: «Зря только машину в такую даль гнал…»
Тамара Юпилайнен.
