Галина очень торопилась. Ей хотелось уйти, пока не вернулась с лекций Зиночка, пока в коридоре общежития было пусто. Она надела коротенькую шубку, серую пуховую шапочку. Пошла – и вернулась: второпях забыла носовой платок. «Не к добру», – шевельнулась где-то в глубине души вера в приметы. «Неужели не придет?» – стучало в висках. Увидела мужскую фигуру на одной из аллей, угадала – он!
Это был ее Рябцев, в сером драповом пальто, пыжиковой шапке. Познакомились они полгода назад в городском Дворце культуры, где проводилась студенческая игра КВН.
– Владик! Ты уже здесь? Давно ждешь? Я так торопилась… Владик…
В его глазах затаилась настороженность.
– Идем. Ты так дрожишь, озябла что ли? Идем же!
Они сели на скамейку под плотным кустом сирени – здесь ветер был тише. Владислав прикрыл Галину полой своего пальто и стал целовать в глаза, в мягкие волосы, в губы.
– Ты сегодня… такая милая и близкая, – шепотом бормотал он. – Ну, расскажи, как прошел день, как дела в институте?
Галина смотрела на него широко открытыми глазами, ласково гладила его ладони. Внезапно ее пронзила мысль: она ведь шла за этим, она должна сказать… сегодня же… Вдруг она наклонилась к его плечу и разразилась слезами. Рябцев всполошился. Он видел женские слезы, но всегда почему-то боялся их. В слезах Галины он растерянно угадывал что-то неприятное, грозящее.
– Ну что случилось, Галчонок? Честное слово, что такое? – он тряс ее за плечи, но она не унималась. Но вдруг мгновенно затихла и проговорила:
– Я давно хотела тебе сказать, что у нас будет ребенок…
Рябцеву показалось, что его кто-то швырнул в сторону.
– Как же это? Что ж теперь? Ты должна была хотя бы…
– Что? – резко спросила девушка.
– Ну-у, предупредить, мы ведь не договаривались…
Галина поднялась. Она долго смотрела на него сверху вниз. Рябцев нервничал: надо же было что-то сказать девушке…
– В общем-то… ничего страшного не случилось. Ну, подумай, зачем нам сейчас ребенок? Думаю, что нам рановато еще. Я бы мог тебе… что-нибудь посоветовать… У меня есть знакомый врач, – лепетал он неуверенно.
В душе Галины кипело негодование. Ее догадка подтвердилась. Но ответила она спокойно:
– Хорошо, я подумаю…
Рябцев оживился:
– Вот и хорошо, мы еще молоды, нам бы еще гулять и гуля…
Галина молча пошла к аллее. Рябцев поплелся за ней, говоря что-то о своей любви… Расстались просто и даже тепло – будто ничего не случилось…
Поеживаясь от морозного ветра, Рябцев шагал по аллее, озираясь по сторонам. Он хотел догнать Галину, но ее нигде не было, как сквозь землю провалилась. На душе у него было так отвратительно, как будто его уличили в краже. «Что-то не то я говорил Галине, – думал он. – Как же так, почему я, как подлый трус, свалил все на ее плечи? Я же люблю ее… Нет, нет… не то… как же я мог?» – он присел на скамейку, вспомнил детство. Они жили с матерью вдвоем, отца он никогда не видел. Мать придумывала разные истории об отце, но никогда не обмолвилась плохим словом о нем… На комоде стояла всегда фотография молодого человека в морской форме – «отец»? А получая паспорт, Рябцев обнаружил в свидетельстве о рождении в графе «отец» – прочерк и понял, что носит девичью фамилию матери…
Подходя к общежитию, Галина думала об одном: как бы не разреветься при Зиночке. «Но кому, как не ей, подружке, знать о ней все?» – мысленно рассуждала девушка.
Они сидели на кровати, обнявшись, и Галине показалось, что в эту минуту для нее нет никого ближе и дороже. Зиночка рядом, и она все понимает.
– Ты его любишь по-прежнему? – мягко спросила подруга.
– Люблю, но это какая-то другая любовь…
– Конечно, никуда он от тебя не уйдет, вижу, что и он любит, но на уговоры не поддавайся…
С Зиночкой объясниться оказалось не трудно. А как сообщить маме в далекий кубанский хутор? С чего начать? Господи, да мама с ума сойдет! У нее и сердце слабое, да и надеялись они с отцом на старшенькую Галину… Из последних сил тянутся, чтобы училась… Милая мамочка, прости! Она представила себе жаркую баню, в которой мать выводила цыпки на ногах у них, детей, бегавших все лето босиком; до боли вдруг почувствовала такие славные и ласковые мамины руки, заплетавшие ей косы, отжимавшие белье в корыте… Прости, мама!
На письме так и остались пятнышки – высохшие слезинки. С ними и ушло письмо в хутор, в дом с чинарой под окнами… А через несколько дней приехала мать, худенькая, с мелкими морщинками у глаз. Обнялись. Так и сидели в обнимку, притихшие. И – плакали. Но век плакать не будешь. Мать и дочь вспомнили много хорошего – и улыбнулись друг другу. Житейски мудрая женщина ласково толковала:
– И незачем убиваться! Хватит! Рожать надо, этого не избежишь! Ведь не больная, не бесплодная… Будет ребеночек – будет и радость в жизни! У меня вас четверо, и не жалею… Да и отец ребенка должен образумиться, что же у него, совсем сердца нет!
После разговора с Галиной Рябцев много раз пытался встретиться с девушкой, поджидал ее у института, караулил у общежития. Но Галина, его Галочка как в воду канула. Он очень беспокоился о ней, но понял, что девушка избегает его. В самом разгаре была зимняя сессия, и Галина допоздна просиживала в читальном зале, готовилась к экзаменам… Рябцев места не находил… Как-то, встретив Зиночку, узнал, что Галина досрочно сдала сессию и укатила на каникулы в хутор к родителям и младшим братьям. Владислав чуть ли не на коленях вымолил адрес Галины и в тот же день уже стоял у дома с чинарой под окнами…
Т. Юпилайнен, Крыловская.