Было крепкое хозяйство, да не стало…
Шел 1920 год. На берегу полноводной реки раскинулась станица Роговская. В этот год в семье местного казака, участника Первой мировой войны Федора Ефремовича Макаренко родился четвертый ребенок – дочь Вера.
Крепкие хозяйственники Федор и Прасковья жили в добротном доме, вели хозяйство и всех своих детей: Софию, близнецов Алешу и Андрея, Веру – приучали к труду. Как у многих казаков того времени, у них были хорошие лошади, которых использовали в хозяйственных работах и на казачьих сборах. Станичники занимались рыбным промыслом – благо река радовала.
Шло время, заканчивалась гражданская война, и страна становилась на путь индустриализации. Растущему населению городов и больших строек требовалось все больше продовольствия, а сельские подворья с неохотой отдавали его молодому государству. Властью было принято решение о коллективизации. Казаков раскулачивали, репрессировали, ссылали в Сибирь. Так забрали Федора Ефремовича.
Прасковья с четырьмя детьми на руках осталась без лошадей и со скудным запасом. Очередная беда нагрянула внезапно: через пару недель сами прибежали на свое подворье лошади. Прасковью обвинили в воровстве и арестовали. Только благодаря заступничеству смелых и добрых людей мать удалось отбить и вернуть к детям. Но ослабевшая и больная Прасковья вскоре умерла, а ребятишек разобрали в семьи родные и знакомые.
Что двигало людьми? Что давало сил?
Вера работала в одной семье пастушком, там и познакомилась с таким же подростком Гавреилом, который тоже ухаживал за животными. Они подружились, а, когда подросли, решили создать семью. Оба были неграмотными, но у них была общая и главная забота: где и как жить. На севере Краснодарского края создавались колхозы и совхозы, в один из них – Новосергиевский – Гавреил и Вера прибыли жить. Поселились на отделении № 2, где им дали маленькую комнатку на одно окно в бараке с земляными полами (доливкой). На выданные подъемные купили кровать, стол, стул, ведро и кружку. Кое-как собрали постельное белье, а из одежды имели только то, что на них надето было. Вера стала разнорабочей, а Гавреила отправили на курсы трактористов. Что двигало этими людьми в то время? Молодость, любовь, желание трудиться и обустраиваться.
Но грянул кровавый 1941 год, и вся страна сжалась в единый кулак для отпора фашистскому зверю, одновременно воюя и укрепляя свой тыл. Гавреил ушел на фронт, а Вера, проводив его, стала работать от зари до зари в зерноводческом совхозе. Техники было мало, и многое женщины делали вручную, а еще ездили на рытье окопов. В конце апреля 1942 года повитуха «поймала» у Веры первенца, перерезав ему пуповину, мальчика назвали Николаем.
В конце этого же года реабилитирован был Федор Ефремович. Выйдя на свободу, он решил: «Поеду жить к самой маленькой дочке – Верочке!». Вдвоем с отцом жить стало легче, Вера почувствовала его тепло и заботу. Вместе они стали строить соломенный сарай и купили коровку. В скорости на костылях с фронта вернулся Гавреил. В то время было много нераспаханной земли, а в заросших балках в изобилии водились зайцы, лисы и другие зверюшки. Мужчины ставили на них силки, что помогало выживать.
В начале прохладной осени Федор Ефремович, завернув в кожух внучка, погнал корову на пастбище. Возвращаясь домой по-над скирдами, тихонечко присел рядом с одной из них. «Верка! – крикнула одна из женщин. – Иди, там твой отец под скирдой лежит, а в кужуху дытына копошится!» Похоронили Федора Ефремовича на краю поселка, на небольшой возвышенности у балки…
Босоногое, колючее, шкодливое детство
Голодным и холодным было послевоенное время – особенно 1947 год, наступивший после неурожайного 1946-го. Семьи, где были дети, старались в первую очередь собрать еду для отца. Коля запомнил эпизод из своего далекого детства: мама целует его, а глаза мокрые от слез, она рассказывает, что пойдет с женщинами на хутор за зелеными помидорами, просит не плакать, обещает скоро вернуться. Закрывает дверь и уходит в пургу. Коля долго ходил по холодной доливке и звал маму, а потом пододвинул табурет к окну и стал пальчиками обдирать от снега замерзшее окошко, и все звал и звал маму… Еще он помнит, как люди просили друг у друга хлеба, соль, посуду… Особенно в ходу была крупорушка. Из приготовленной на ней крупы жарили лепешки на воде. Бывало, печет тетя Дуся хлеб в печке, а на улице, под бараком, уже толпа детей. Хлеб всегда подгорал, а она, обрезав булки, раздавала детям по кусочку. Было голодно. Выручала трава: козлики, калачики, паслен, заячье ушко, вкусные земляные орехи и другие.
Несмотря на все трудности ребят в семьях было много, и их холодное, голодное, босоногое, колючее и шкодливое детство проходило в единении с природой. Родители, уходя, давали задание, но находились активисты, которые, собрав ватагу, уводили всех на речку. На противоположном берегу была колхозная бахча, все, кто мог переплыть речку, ползком, тайком от сторожей рвали арбузы, переправляли товарищам и стремительно скрывались на соседнем кукурузном поле. В жару, когда очень хотелось пить, дети нащупывали ногами, где в речке холодная вода, ныряли на самое дно и там напивались. Едой делились честно – какая у кого была. День пролетал незаметно. Вечером без головных уборов, в порванных штанах, босиком по пыльной дороге возвращались домой. Шкода и непослушание были всегда. Вот почему в поселке на закате солнца орали дети: шла массовая порка, ставили на пшеницу и кукурузу – таким своеобразным было воспитание, за которое на родителей никогда не обижались: доставалось за дело.
Однажды в поселке показали фильм «Тарзан». И ребята, проводив родителей рано утром на базар в Кущевскую, решили «потарзанить». В посадке надо было из одного края в другой пройти, не касаясь ногами земли. Николай залез на высокое дерево, подошли старшие ребята, стали его раскачивать, а ветка возьми да и хрустни. Он – вниз головой… Очнулся с тупой болью в голове и ключице уже вне посадки, на дороге, вокруг кружились детские лица. «Где это я? А?» Помнится, как потом дома лежал, ворочаясь в кровати, и звал родителей. Пришла повитуха, поставила ключицу на место, и жизнь покатилась дальше.
Так хотелось в школу!
Был еще памятный эпизод из детства. Проснулся Николай, отец еще спал, а возле двери стояли его сапоги. Схватил Коля букварь, влез в сапоги и пошел в школу, в первый класс. Осень, грязь, холодно… Но добрался. В классе уже шел урок. Справа за столами – третий класс, слева – первый. Учительница Людмила Яковлевна Ковчан посмотрела на мальчика и сказала: «Коля, ты редко ходишь в школу, да и маленький ты еще, мы тебя отчислили. Придешь на следующий год». Надув щеки, мальчишка вышел и побрел обратно, но большие сапоги застряли в грязи, и он упал, уронив букварь. Мимо проходил дядя Саша Точеный, постучал в окно барака: «Гаврюшка! Выйди, там сын твой застрял, а ветер букварь читает!»
Отец работал на гусеничных тракторах. Его трактор Коля знал хорошо, когда приходил в мастерскую, видел там разные машины. Часто мама заворачивала еду и просила отнести ее в поле, где работал их кормилец, и наказывала самому не есть, даже если отец приглашать будет вместе кушать – отказываться.
«Как родная, эта земля»
Раньше ходили пешком, часто через поля делали стежки «напростец». Такой стежкой шел и Коля – за высокими колосьями пшеницы его трудно было рассмотреть. А когда вышел на просторную дорогу, увидел большое темное поле: отец дисковал пары. Парами называли поля, которые оставляли отдохнуть: на них ничего не сажали, а, когда поднимались сорняки, – задисковывали. Трактор остановился, отец вышел из него, обмылся, поел, долил воды в радиатор, посадил сына в кабину и поехал с ним в другой край поля. На середине остановился и повел мальчика в сторону от трактора. На земле, не тронутой дисками, Коля увидел два больших яйца. В стороне было стадо гусей, но отец объяснил, что это яйца не гусей, а дрофы (водились в наших краях эти степные птицы).
С отцовской работой в поле связано много теплых воспоминаний. Однажды Николай сел на стерню, ногами в борозду, и потрогал свежевспаханную землю: от нее шел запах и тепло. Подошел отец: «Ну как, нравится? Она мне уже как родная, эта земля. Запомни, сынок, настоящий пахарь – это не тот, кто хорошо пашет, а тот, кто умеет любоваться своей пахотой». Эти слова Николай запомнил на всю жизнь и каждый раз старался по-особенному смотреть на результаты своего труда. «Ведь это и есть фрагменты счастья», – так он думал.
Вот и добрался до юбилея
Вера и Гавреил после Николая родили еще семерых детей: четыре девочки и три мальчика. Все они выросли, получили образование и профессии, обзавелись семьями и подарили родителям 16 внуков. Супруги жили в трудах и заботах, воспитывая детей своим примером. По-своему они любили жизнь, купались в ней, радуясь детям, земле и матушке-природе. Гавреил и Вера давно уже лежат рядышком на новосергиевском погосте. Навещая их, старший сын глубоко задумывается о любви, верности и памяти: «Это неправда, что нет вас рядом с нами, вы с нами и живы, пока живы мы».
Николай сам уже стал прадедушкой, добрался до своего 80-летнего юбилея, и вместе с любимой женой Татьяной Семеновной в конце года мечтает отметить золотую свадьбу.
М. Любченко, по воспоминаниям Н.Г. Макаренко.
