Отражение истории страны и народа в жизни семьи. Семейными хрониками делится с читателями Елена Дорошенко
В незапамятные времена жила в одном небольшом городке девочка Оляна. На первый взгляд, совсем обычная девочка. Необычным было ее имя, которое она составила сама себе из имен своих бабушек. Бабушек у нее было очень много и родных, и двоюродных. Но любимых – три: бабушки Оля, Аня, Галя. И вот из их имен она и составила себе. Необычное, правда? И очень красивое. Как будто круглый мячик по мягкой травке катится.
От каждой бабушки понемножку
Но характер у нашей Оляны был не так уж прост. Видно было, что в нем соединились характеры ее многочисленных бабушек. А уж бабушки ее были замечательны, каждая в своем роде.
Бабушка Оля – очень кроткая и трудолюбивая молчунья, которой можно было доверить любую тайну и быть уверенным, что ни за что не выдаст.
Бабушка Аня – очень мудрая. Она видела человека насквозь и без труда угадывала его мысли и намерения. Не лезла за словом в карман: могла так припечатать, что вовек не отмоешься. Но при этом она была очень справедливая и просто обожала своих внуков.
Бабушка Галя – очень начитанная, у нее была феноменальная память: читала наизусть целые главы из «Евгения Онегина», боготворила его автора. И при этом так презирала его бедную красавицу-жену, что можно было подумать, будто Александр Сергеевич был ее сыном, а Наталья Николаевна – собственной невесткой.
Мой дорогой читатель, теперь ты можешь себе представить, какой росла Оляна – девочка, давшая сама себе имя. Это при том, что имена детям обычно дают их родители. Замечу, что имя так приросло к нашей девочке, что все и забыли, как ее назвали родители. А было ей на момент начала нашего повествования 11 лет. Это немного, но и немало. Вполне осознанный взрослый ребенок. Ее порой так и называли – ребенок Оляна.
У Оляны было много интересных занятий, она никогда не скучала и не давала скучать другим. Могла придумать новую игру из того, что под руками и ногами, и вовлечь в нее целую ватагу окрестной детворы. К этому мы еще вернемся, а пока скажу вам, что больше всего на свете Оляна любила слушать рассказы о прошлом, былых временах, своих бабушках и дедушках, фотографии которых висели над бабушкиными кроватями и лежали в старых семейных альбомах.
Оляна любила присесть на низенькую скамеечку у старой печки, топившейся дровами, и слушать, не мигая и открыв рот, неспешные бабушкины рассказы. Иногда девочку клонило в сон от печного жара и от лившейся как ручеек бабушкиной речи, и наутро эти рассказы казались ей чудесными снами, в которых причудливо сплетались грезы и явь.
А так как Оляна очень любила рисовать, она с упоением слушала рассказы бабушки о ее отце-художнике и учителе рисования, которого правнучка никогда не видела, но любила заочно больше всех остальных дедушек. В книжном шкафу Оляны было много альбомов с репродукциями картин великих художников, которые девочка любила рассматривать, и фамилии многих художников знала наизусть.
И каково же было ее удивление, когда она узнала, что дедушка Петя был с некоторыми из них лично знаком и даже брал у них уроки рисования! Как же ей было его не любить, ведь они были так похожи!
Однажды бабушка показала Оляне очень старую пожелтевшую фотографию, которую берегла пуще глаза и строго следила за тем, чтобы внучка, любившая тайком похозяйничать в ее вещах, не потеряла ее.
Главное, у Оляны была мечта
Признаюсь вам, Оляна собиралась стать миссионером и отправиться в дальние южные страны учить, лечить и просвещать полудикие африканские племена. Она с раннего детства очень тщательно к этому готовилась, набивая свой походный рюкзак всевозможными нужными вещами. Периодически с бабушкиного стола исчезали то скалка, то ситечко для чая, то дедушкин молоток, который она по-видимому, намеревалась употребить для строительства шалаша в непроходимых джунглях. А вдруг придется защищаться от змей, пауков и других опасных хищников?
Дедушка перевернул вверх дном и дом, и сарай, и другие хозпостройки. Он уже отчаялся найти молоток и купил себе новый. И, наверное, его пропажа так и сошла бы Оляне с рук, если бы не бабушка…
Забытый Оляной на спинке стула рюкзак с запасами свалился прямо ей на ногу, когда она наводила порядок в комнате внучки. Стул опрокинулся при попытке стереть с него пыль. Молоток больно ушиб бабушкин палец, и она нарушила закон неприкосновенности чужих вещей, заглянула в злополучный рюкзак.
Не будем перечислять то, что она в нем обнаружила. И не будем утруждать читателя описанием ее изумления.
Но это происшествие стало поводом напомнить взрослым членам семьи их прямые обязанности по отношению к ребенку. Из большого разговора бабушки Гали с внучкой стало известно, что ребенок уже определился со своими планами на настоящее и будущее и совсем не собирается стать учителем или инженером-конструктором.
Девочку нимного нимало привлекает стезя матери Терезы – голубя мира, которую в те времена часто показывали по телевизору.
Никакие аргументы старших против этой затеи не впечатлили Оляну. Она, как многие дети, смотрела на мир очень просто, а самый весомый аргумент о том, что ей не дается знание иностранных языков, она по-детски прозорливо считала легкопреодолимым: она найдет себе переводчика. И неважно, что ее папа не негритянский король, и у нее нет мешка золотых монет, как у ее любимой героини Пеппи Длинныйчулок. Главное, что у нее есть мечта! А мечты сбываются! Когда она вырастет, то узнает о том, что главным обоснованием для деятельности миссионеров было желание повидать дальние страны и жалость к людям, не знающим Бога. Бога она пока не знала. А вот повидать дальние страны очень хотела.
Что делать? Родственники Оляны сочли своим долгом внести свой посильный вклад в просвещение будущего миссионера, который, кроме всего прочего, должен иметь крепкий внутренний стержень. Бабушка Галя очень чтила семейные традиции и отвечала за сохранение памяти их рода. Без чего, по ее мнению, не может состояться ни одна личность. Поэтому она и взялась за передачу внучке семейных историй. Мы как раз остановились на том, что она достала старую фотографию…
Рассказ о дедушке Петре и Илье Репине
– Это твой прадед, Оляна, – сказала бабушка и указала на молодого человека крепкого телосложения.
Оляна обратила внимание на его широкие плечи и крупные, очень красивые руки. Они показались ей очень мягкими и нежными.
Сидел он вполоборота, перед ним стояли холсты с картинами, а позади невысокий человек в шляпе, очень похожий на художника, имя которого Оляна вспомнить не могла.
Бабушка увидела замешательство внучки и сказала:
– А это Илья Ефимович Репин, великий русский живописец.
– Да ну, бабушка, где дедушка, а где Репин, – хмыкнула Оляна.
– Ну-у-у,- протянула бабушка, – даже небожители порой спускаются с неба, чтобы поговорить с земными людьми. Когда я ходила в школу, моим учителем рисования был Яков Минченков, тот самый, который 100 лет назад организовывал выставки художников-передвижников. Тогда наш городок был большой казачьей станицей. А еще ее называли духовно-просветительским центром Дона. Он написал книгу о них. И ты знаешь, какая тайная гордость съедала меня, когда я слышала его рассказы о том, что они давали уроки живописи всем желающим, а не только художникам, в том числе и учителям рисования. Среди них был и мой отец. Мне мама рассказывала.
– При царе урок рисования был одним из главных, – говорила бабушка.
– Да ну, – усомнилась внучка.
– Да-да, именно так, – продолжала бабушка, – наряду с черчением и каллиграфией. Так называли уроки чистописания. Они были важны потому, что красивый почерк мог обеспечить чиновнику продвижение по службе, а значит, положение в обществе и материальный достаток.
Что такое положение в обществе, Оляна понимала смутно. С материальным достатком было более-менее понятно. Ее детский мозг пока не улавливал связи между деньгами и красивым почерком, ведь бабушка Галя очень красиво пишет, а пенсия у нее совсем крохотная.
Бабушка заметила это замешательство и не стала развивать эту тему, которая ее явно волновала.
– Мой папа был не только учителем, но и корреспондентом донских газет. А самой любимой темой его статей была школьная жизнь. По этому поводу над ним любил подшучивать мой дедушка. Он считал, что кроме жизни школ существует множество других интересных тем. Но школьные дела так наполняли его, занимали, что ни о чем другом он ни писать, ни думать не мог.
Оляне это было не совсем понятно. Ведь она была еще ребенок. А понять, что у ее дедушки было такое призвание, она пока не могла.
Но все слова бабушки Гали навсегда отпечатались в ее сознании. Все это она осмыслит потом. А пока… пока она, как тот бабушкин сундук, наполнялась вещами на потом. Которые полежат, полежат, а потом возьмут и понадобятся. Вот это Оляна понимала очень хорошо и научилась этому у бабушки Оли.
Оляна вспоминала рабочие тетради одноклассников и думала, что ни высокое положение, ни материальный достаток их каракули им не гарантируют. Вскоре она поймет, что ошибалась. Но это будет потом. А пока она внимала рассказам бабушки и «мотала их на ус». Еще ей очень хотелось рассказать завтра об этом в школе. Она не ходила в числе первых учениц, и ей не терпелось огорошить всех этим открытием.
Чтобы никого не вводить в заблуждение, сразу оговорюсь: действие моего рассказа проходило незадолго до того, как интернет и соцсети широко вошли в нашу жизнь.
О встречах с художниками-передвижниками
Утром Оляна пошла в школу. Учительница русского языка дала им домашнее задание: написать мини-сочинение «Дорогие страницы семейного альбома». А на уроке она предложила ребятам вспомнить семейные истории, рассказанные им их родственниками. К сожалению учительницы и к радости Оляны, одноклассники не спешили делиться такими историями. И девочке выпала возможность рассказать всему классу то, что она слышала от бабушки. Надо отметить, что Оляна унаследовала от бабушки Анны дар слова. Она в самых ярких красках рассказала о печальном путешествии своих родных по железной дороге в Саракамыш, о том, как они семьей ехали через всю огромную страну. Она так увлеклась, что ей казалось, будто это она сама едет по железной дороге, гладит могучую шею вороного коня погибшего дедушки Петра и кормит его душистым сеном. А за маленьким окошком товарного вагона мелькают засыпанные снегом незнакомые города и села, полустанки и вокзалы. Она не хотела думать, что в этом же вагоне горько плакали мама и бабушка у тела убитого мужа и сына, и как угрюм и молчалив всю дорогу был дедушка Николай Иванович. Наверное, за это время он многое передумал и понял, как был порой несправедлив к своему зятю. И как перевернулась его душа, когда он увидел заполненный народом вокзал своего города. Эти люди пришли проститься с молодым и красивым учителем, который столько времени возился с их детьми, делился думками о них в своих газетных статьях… Обо всем этом Оляна подумает потом, а сейчас она говорит о дедушке как о живом, о его встречах с художниками-передвижниками, о том, как важно иметь красивый почерк. Никто в классе не заметил, как прошел урок, и никто не вскочил из-за парты, когда прозвенел звонок.
Оляна потом заметила, что учительница и одноклассники как-то иначе на нее смотрят.
На другой день был урок рисования. Учительница рассказывала им о художнике Репине и показывала репродукции его картин. Конечно, Оляна не смогла удержаться и сообщила классу о том, что ее дедушка был знаком с Репиным и даже участвовал в организации выставок передвижников. В этот раз по классу прошел какой-то шумок. А под общее гудение с места вскочил Димка Наливайко, самый горластый и шустрый из мальчишек.
– Что-то тебя, Петрова, понесло! – выкрикнул он. – То твоего дедушку с его конем весь город на вокзале встречает, то он с самим Репиным «на ты». Что сочинишь в следующий раз?
Учительница рисования шикнула на распоясавшегося мальчишку, приказала ему сесть и замолчать.
– Все факты, о которых говорит Петрова, имели место быть. Действительно, наш город был излюбленным местом проведения выставок товарищества передвижников, потому что у нас жил удивительный человек. В начале 20 века он преподавал в нашей школе рисование и написал книгу о передвижниках. А бабушка Оляны, заслуженный учитель, была его ученицей. И Оляна говорит с ее слов. Давайте лучше пригласим Галину Петровну в школу, она так много знает интересного и о нашей школе, и о нашем городе, и о его замечательных людях. Не допускаете же вы мысль, что она будет говорить неправду?
Пристыженный Димка Наливайко сидел молча и искоса поглядывал на свою «группу поддержки». Группа поддержки не выказывала никакой готовности стать на его сторону, и он еще ниже опустил голову.
– Конечно, давайте пригласим! – поддержала учительницу отличница и староста класса Катя Чеботарева. Катя всегда была на стороне учителей и чувствовала настроение большинства. Вернее, она им умело управляла. Такой был у Кати талант.
Решено было не откладывать это дело в долгий ящик и пригласить Галину Петровну на классный час на будущей неделе. Катя Чеботарева даже вызвалась написать приглашение и красиво его оформить. Ей очень хотелось твердой пятерки по рисованию. Особых талантов в этой области у нее не было, а вот желание быть впереди всех, пожалуй, превосходило все ее способности.
Неожиданное приглашение в школу
Домой из школы в этот день Оляна шла озадаченная. С одной стороны, ей было очень лестно, что ее бабушку пригласили выступить перед всем классом. А с другой, бабушка самое интересное и родной внучке недоговаривает, и не разволнуется ли она, и не поднимется ли у нее давление? Ведь одно дело дома с внучкой у теплой печки беседовать, а другое – с незнакомыми детьми разговаривать. «Но ведь она заслуженный учитель и должна уметь говорить с любыми людьми», – убеждала саму себя Оляна.
С этими мыслями она открыла двери своего дома и по тому, как на нее посмотрела бабушка, поняла, что произнесла их вслух.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Оляна прочитала в глазах бабушки немой вопрос и, не дожидаясь его, сказала: «Бабуль, тебя приглашают в школу», – и выразительно посмотрела ей в глаза. Бабушкина левая бровь поползла вверх. Эту бровь в семье называли говорящей. Ее движение выражало так много чувств и настроений, что знающие понимали без слов.
Бабушка давно ушла на пенсию и в школу ходила только на вечера встречи со своими выпускниками. По другим поводам ее туда не звали. Все это казалось внучке само собой разумеющимся. Ведь бабушка там не работает, значит, и делать ей там нечего. Кроме таких исключительных случаев, как сегодня.
– Наш класс хочет… Вера Николаевна предложила… – Оляна совсем запуталась и замолчала, собираясь с мыслями.
– В общем, мы хотим, чтобы ты рассказала нам о своем папе-учителе и о своем учителе, и о художниках-передвижниках, – выпалила Оляна.
– Ого! Это разговор не на один день, а на целую серию лекций, – ответила Галина Петровна.
И тогда Оляне пришлось рассказать все, что сегодня произошло в их классе.
– Одним словом, ты хочешь, чтобы я подтвердила правдивость твоего рассказа? – сказала бабушка.
– Не совсем, – замялась Оляна, почувствовав, что ставит бабушку в неловкое положение, – Вера Николаевна хочет, чтобы ты рассказала нам о художниках-передвижниках. Ведь их большой друг был твоим учителем рисования. Наверное, рисование было самым любимым предметом, когда ты ходила в школу?!
– Ну, это совсем другое дело! – сказала бабушка и пообещала обязательно принять такое интересное предложение.
Бабушка и «маленький Лондон»
Наступил день встречи с классом внучки. Бабушка так хорошо выглядела в этом в своем сером костюме и белоснежной блузке. Ее седые волосы были красиво уложены и отливали серебром. А в ушах переливались сережки с жемчугом. Казалось, что она помолодела лет на 20. И вообще, бабушка выглядела человеком другого века. Она была не похожа ни на одну из знакомых Оляне бабушек и при этом интереснее всех. Оляна очень ею гордилась: казалось, никто в целом свете не мог так рассказывать, как она. Весь класс слушал ее, затаив дыхание. И все то, о чем еще недавно поведала классу Оляна, приобретало особую значительность. Ребята узнали о том, что их заштатный уныло-серый и ничем особенно не примечательный городок немногим более полувека назад именовался «маленьким Лондоном». Здесь шло строительство огромного моста через реку, и оно привлекло много рабочих, которые день-деньской работали на стройке, шумно и громко говорили, кричали и ругались. Вокруг кипела большая работа, и строительство это называлось стройкой века. По утрам в праздничные и воскресные дни рабочее кипение утихало и по городу плыл малиновый звон колоколов трех церквей. Самым красивым и величественным был храм Покрова Пресвятой Богородицы, поменьше Христорождественский и церковь святого целителя Пантелеймона на старом кладбище. Особенной славой, почетом и уважением пользовался настоятель Покровского храма о. Стефан, приходившийся Оляне двоюродным прадедушкой. Он жил в собственном доме, просторном, уютном, но очень скромном и простом. Именно этот дом был местом, куда стекались люди самых разных творческих профессий: музыканты и художники. Здесь ставились домашние спектакли и проходили литературные вечера. Собиралась молодежь, в числе которой были и родители Галины Петровны. В его доме давала первые концерты скрипачка Цецилия Ганзен. Она получит мировую известность, а Илья Репин напишет ее портрет. В доме о. Стефана проводил свои каникулы будущий философ с мировым именем Алексей Лосев. Он был племянником жены о. Стефана Марфы и его крестником. И в их доме он напишет свою первую философскую работу. А сам городок (тогда станица) имел славу просветительского центра области Всевеликого войска Донского.
Как передвижники просвещали станицу
Она рассказала об этом обзорно, чтобы дети получили представление о том, каким был и чем жил в прошлом их городок. А главное внимание уделила Товариществу художников-передвижников.
– Эти удивительные люди изображали на своих картинах трудную жизнь простого народа, которому было недоступно посещение картинных галерей. Их творчество было призвано привлечь внимание высших слоев общества к повседневной жизни человека из народа, к его чаяниям и нуждам. Ведь от них так много зависело. Не все художники были богаты, и продвижению их идей помогали меценаты. Самыми прославленными покровителями были Морозовы, Мамонтовы, Третьяковы. А в нашем городе жил Яков Данилович Минченков. Он был большим любителем живописи и прекрасным организатором, автором книг воспоминаний о художниках-передвижниках, с которыми был лично знаком. Можете себе представить, что благодаря усилиям таких людей, как Минченков, станица стала вровень с крупными городами России и Европы, в которых товарищество разворачивало свои выставки.
Как и все добрые дела, этот почин встречал большие препятствия. И хотя организация выставок проходила на средства самих художников, местным властям это не всегда нравилось. Как правило, выставки размещались в залах Дворянского собрания, и их очень беспокоило, что поцарапают паркет, затопчут мраморные лестницы. Ведь на выставки приглашали не только интеллигенцию, учащихся школ и студентов, но и рабочий люд. Да что там паркет! Должностные лица могли и рабочим местом поплатиться, если вдруг на выставке покажут запрещенные цензурой картины. Это хорошо, если пришлют список запрещенного, а если нет? Ведь далеко не всегда к организации были причастны специалисты в живописи. Вот и сходила тысяча потов с чиновников , пока проходила выставка.
Казус с портретом Толстого
Но для нашего местечка это было событие. На время выставки прекращались все сплетни и пересуды. Везде, даже в трактирах, только и разговоров было, что о художниках да об их картинах. Казалось, даже пьяных и преступлений становилось меньше… Не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы увидеть, что товарищество добивалось своих целей. Обыватели просвещались, а интеллигенция и студенты получали новую пищу для ума.
Хочу рассказать об одном казусе, произошедшем на выставке. Многие пришли с целью посмотреть на портрет Льва Толстого, написанный после его отлучения от церкви, но попавший в список запрещенных цензурой картин. Так как реклама портрета получившего всемирную славу писателя прошла до отлучения, устроителям выставки пришлось поломать голову, как объяснить обывателю его отсутствие. Вокруг этого дела было много шума, разговоров, в том числе и на страницах многих, даже местных газет. Конечно, авторитета самодержавию это не прибавляло и давало повод активизироваться общественным организациям. К слову сказать, в 1905 году в одной из наших церковно-приходских школ прошло собрание, повесткой дня которого было бесправное положение учителя в царской России и безнравственное состояние российского общества. И в нем принимал участие и мой дядя, молодой учитель Савичев Петр Николаевич.
«А о. Стефану Власову я бы посвятила отдельную лекцию, – сказала Галина Петровна. – И мы даже можем сходить на экскурсию к его дому. Он цел и невредим. К сожалению, собор, в котором он служил, разрушили. Жаль, очень красивый был».
Галина Петровна могла бы говорить бесконечно, но у школьного расписания свои правила, и они требуют подчинения.
Но с того дня бабушку Оляны стали чаще видеть в школе, библиотеке, в местном музее и других публичных местах.
Наступали другие времена. Люди стали больше интересоваться историей своей семьи. Ведь каждая маленькая судьба как колосок вплетена в общий сноп истории нашей Родины. Каждая судьба значима, и чем полнее колосок памяти, тем весомее и мощнее и весь сноп.
История о колосках, рассказанная дедушкой Иваном Даниловичем
Просветительская работа бабушки Гали пробудила память и других членов семьи Оляны. А тут и летние каникулы подоспели. И Оляна отправилась с мамой в кубанскую станицу погостить у дедушки Ивана Даниловича. Дед Иван был еще тот персонаж (так его «величала» бабушка Пелагея). Промышлял он знахарством. Или народным целительством. Бывший фронтовик считал исполненным долг перед Родиной и никогда не работал на государство. Исцеленные от вывихов и других недугов пациенты благодарили его кто курицей, кто другой домашней снедью. Не чурался дед и горячительных напитков, но в меру.
Внуками особо не интересовался, но вечерами, когда хорошее настроение побеждало дедову суровость, он предавался воспоминаниям. И падкая на семейные хроники Оляна тут как тут: сопит себе тихонечко и деда слушает.
Однажды, видя, как варварски внуки обращаются с хлебом, он рассказал им о голоде и историю о колосках.
– Огромная Российская империя всегда была заселена неравномерно, – вещал будто с трибуны дед Иван. – В начале 20-го века при государевой поддержке действовала программа по переселению людей в Сибирь и другие менее населенные районы российского царства…
Далее приведем его рассказ в авторском пересказе.
Судя по всему, многочисленная семья потомков гетмана Дорошенко, проживавшая на Полтавщине с ее богатым черноземом и большим населением, далеко не уехала. В поисках лучшей доли угнездилась на кубанском приволье. Но не тут-то было. Налетели лихие ветры народных волнений, революции, гражданской войны. Пришли на русскую землю новые несчастья, по неписаному закону бытия следующие друг за дружкой.
В промежутках между этими событиями дед Иван женился на милой и кроткой девушке Пелагее из богатого казачьего рода. Пошли дети, но личная жизнь деда Ивана не задалась. Его постигло жестокое разочарование, и несбывшиеся надежды на сытую безбедную жизнь рухнули вместе с царской короной семьи Романовых. Тяжелым прессом прошли эти перемены по семьям казаков, разоряя нажитое тяжелым трудом многих поколений. Не обошло разорение и родителей, братьев и сестер Пелагеи.
Подросшие дети деда Ивана, чтобы не умереть от голода, ходили тайком на колхозное поле собирать колоски, оставшиеся после уборки урожая.
Задача не из легких: поле охранял объездчик из числа самых безжалостных. Попасть ему в руки с пригоршней зерна за пазухой или в кармане означало наказание в виде года исправительных работ. И было совсем не важно, сколько воришке лет, сколько раз в день и что ел он и его семья, и ел ли вообще.
Рассказ деда Ивана привел Оляну в замешательство. Ей стало стыдно за свои капризы за обеденным столом.
Очарование уходящего мира
Родственники были воплощением того уходящего мира, обломки которого еще застало поколение Оляны. Оно еще вдыхало его аромат и ускользающее очарование. Этот мир сохранялся в остатках старинных домов и усадеб. Он сквозил через листву старых кленов в парке на месте разрушенного храма, пробивался через мох, покрывающий старые кладбищенские камни, прорывался через кухни казачек запахами печеного домашнего хлеба, наваристого, душистого борща с салом, духмяных балабушек с луком, чесноком на подсолнечном масле. Щетинился старыми, ветхими оградами из почерневших, шершавых стволов «соешника» и «кукурузынья». Он дымился печной золой по старым канавам на грунтовых, мягких дорогах, между которыми зеленела молодая травка спорыша.
Неповторимый, утраченный мир в золотящихся лучах закатного солнца. Мир волшебный, родной и до щемящей боли в сердце близкий тому, кто был с ним знаком, кто застал его уходящим.
Вот среди этого мира и жила наша героиня Оляна. Мудрые люди говорят, что все мы родом из детства. И как важно запастись человеку самыми разными добрыми впечатлениями. Ведь жизнь его может оказаться и долгой, и трудной. Жизнь нашей героини, возможно, была не так уж богата событиями. Но у нее была очень чуткая душа. Она впитывала впечатления – то, что видела, ощущала. И это было ее пищей. Оляна рано начала писать стихи, и писала их всю свою жизнь
И первое ее стихотворение было таким: каждая строчка начиналась словом «здравствуй». А самой удачной, по мнению Оляны, была «здравствуй, песня высокая, звонкая прилетевшего соловья». С птицами у Оляны с детства были особые отношения.
История про бакинский подарок от папы
Однажды ее папа уехал в долгосрочную командировку в далекий южный город Баку. Он прислал только одно письмо, в котором было всего три предложения. Но он запомнил просьбу Оляны привезти ей птиц. Оляна ждала живых, но приехали резиновые птички с отверстиями в боку: синяя кукушка и оранжевый дрозд. Еще отец привез Оляне нарядную шерстяную белую кофточку с зелеными зубчиками по краям воротничка и полочек. Кофточка застегивалась на перламутровые пуговки сверху донизу. Этот фасон Оляна терпеть не могла. Такие кофточки предпочитала покупать Оляне мама, чтобы можно было надеть в прохладную погоду поверх школьной формы. Все они были таких невзрачных «серо-буро-малиновых» цветов и покупались тогда, когда Оляна вырастала из предыдущей. Но это было еще ничего: однокласснику Оляны, Витьке Прудовкину, мама ставила заплатки на локти школьной курточки. А брюки были так коротки, что видны щиколотки. Это примиряло Оляну с ее кофточками. А если бы мама рассказала Оляне, как назывался этот очень модный в пору ее юности фасон, то Оляна даже гордилась бы ими. Они назывались французскими кофточками. Но мама могла этого и сама не знать. Это было время не только дефицита товаров, но и информации. Тем более советские дети не должны были щеголять заграничными фасонами.
Но эта белоснежная, мягкая кофточка из 100% шерсти! Какая же она была красивая! Мама не разрешила надеть ее в школу, что так не терпелось сделать Оляне. Кофточку отложили до первомайской демонстрации. Современные девочки скорее свяжут это слово с весенним показом мод. Но это не совсем так. Хотя кому-то и удавалось прийти туда не в школьной парадной форме или надеть поверх нее что-то другое, как и предполагалось в случае с Оляной. Это, конечно, было общественно-политическое мероприятие, где полагалось демонстрировать единство народа и коммунистической партии. А участники демонстрации (праздничного шествия) кроме воздушных шаров и цветов несли в руках портреты вождей и транспаранты с разными лозунгами. Например: «Народ и партия едины!» или «Да здравствует 1 мая – День солидарности трудящихся!» Все это так впечатляло и волновало Оляну. Возможно, поэтому ее первое стихотворение и начиналось с этого слова – «Здравствуй!»
И хотя у бабушек Оляны и с этим словом «ДЕМОНстрация», и с этим мероприятием были не совсем простые отношения, мама Оляны относилась к нему очень серьезно. Она всегда придавала большое значение всему внешнему. Это передалось и дочке: она любила все красивое.
И в этот раз демон соблазна победил Оляну. Она взяла украдкой из шкафа белую кофточку и тайком надела ее в школу. Конечно, далеко не 1 мая. Она думала: «Ну только один разочек. Дома никто этого не заметит».
Первые опыты домоводства
И надо же было такому случиться: на перемене Оляна гуляла в школьном дворе. Пробегая мимо нее, Славка Митренко припечатал свою испачканную в жидкой грязи руку прямо на спину кофточки. Дома она тайком замочила ее в кипятке. Что делать? Никакие застирывания не удаляли огромное серое пятно. Никаких секретов стирки Оляна, конечно, не знала. Да и ассортимент пятновыводителей в те времена был очень скудным и в доме не водился. Она только видела, как мама добивается белоснежности постельного и столового белья: ставит огромную кастрюлю-выварку с бельем на газовую плиту, и оно там булькает в воде с порошком. Потом это белье полощется белыми парусами на ветру. А мама наслаждается славой образцово-показательной хозяйки.
Но вот пришел и день Первомая. Холодный и ветреный. Желание Оляны пойти на праздник в тонкой форменной рубашке вызвало подозрение. После недолгих препирательств Оляна предъявила своим дознавателям-родителям жалкое подобие подарка из жаркого Баку: вытянутые узкие рукава Пьеро и широкое коротенькое болеро. Сбитое в желто-серый комок полотно когда-то превосходного трикотажа. Оляне уже было не столько жалко испорченной вещи. Она была расстроена испорченным праздничным настроением родителей. Такую кофточку в те времена очень трудно было найти в магазинах, и стоила она около 40 рублей. Это почти половина месячной зарплаты мамы. Особенно огорчен был папа. А Оляну переполняли и чувство вины, и жалости, и детской обиды. Ведь никто не ругал маму, когда поползли в разные стороны и превратились в малиново-зеленые разводы яркие розы с маминой водолазки… Ее тоже папа привез из командировки. Но на водолазку махнули рукой: дешевка, не жалко.
И только бабушка Оля посочувствовала внучке. Она, как поймет позже Оляна, не разделяла многих маминых взглядов. Будучи очень мудрым и внутренне одаренным человеком, в семье она занимала положение домработницы. Но с каким достоинством и смирением она несла свой жизненный крест! И на какую высоту человеческого духа подняли ее кротость и смирение, могли знать только родные люди. Бабушку Оляны можно смело причислить к лику семейночтимых святых. Без всякой натяжки и комиссии по канонизации она была и есть, и останется путеводной звездочкой для тех, кто знал ее.
О великой силе Любви
Как-то бабушка Оля купила Оляне на базаре за 10 рублей картину. Пенсия у нее была девять рублей, и она не сразу решилась на покупку. Но внучка умела добиваться желаемого. Эту картину повесили над их с бабушкой кроватью. И внучка, всматриваясь в ее детали, не могла понять, чем же картина ей так запала в душу. Сказочным сюжетом и туманно-размытыми красками? Доморощенный художник был пьющим. И то ли с иронией, то ли по большой любви изобразил свою жену-старушку в образе молодой Елены Прекрасной на Сером волке. Старушка-жена долго продавала эту картину. Почему бабушка сделала внучке такой дорогостоящий для нее подарок, знает один Бог.
И только спустя годы, прочтя статью русского философа Ивана Ильина «Иван-царевич и Серый волк», внучка поймет, что же все-таки так тронуло тогда ее детскую душу.
«Серый волк» – это наша гордыня, способная пожрать все наши благие устремления и погубить нас.
А Иван-царевич, оседлавший волка, не что иное, как наша способность эту страсть облагородить и преобразовать, заставить служить нашему благу, чтобы не она над нами «царювала», а мы над ней. И так мы сможем, оседлав Серого волка (свои страсти), достичь тридевятого царства – тридесятого государства (счастья). А поможет нам в этом великая сила Любви. Та самая Елена Прекрасная с картины художника Васнецова. Именно с нее и был сделан список картины.
У бабушки Оли был дар: она могла безошибочно подмечать особенности своих детей и внуков и при этом очень деликатно и ненавязчиво обращать на них их же внимание. Сама того не ведая, она покупкой картины обратила внимание Оляны на необходимость побеждать свои недостатки.
Очень удачно бабушка Оля это делала с помощью басен Крылова. Дети и внуки были, как правило, очень разные. Вот и басни для всех были разные.
Нафталин, валенки и величие предков
Была в жизни Оляны еще одна семья. Ее родители развелись. Тот, кто назван в повествовании выше ее папой, на самом деле приходился ей отчимом. Но она называла его отцом, потому что он заботился о ней.
Оляна побывала на свадьбе своей мамы. Маму-невесту и ее жениха (потомка знатного станичного казачьего рода) на их свадьбе Оляна не помнила. Запомнилось только старшее поколение, прибывшее полным составом на свадьбу сына в дом невестки. Оляна увидела их в окне, разрисованном январскими узорами.
Был солнечный морозный день, и прибывшая к крыльцу родственная делегация известила о себе поскрипыванием снега под их галошами. Галоши надевались на валенки. Выглядывавшая в окно в ожидании гостей невестина родня застыла от изумления. Перед ними предстала настоящая ветхозаветная троица. Тот, кто повыше и постарше, – глава семьи и отец жениха Михаил Карпович в цигейковом капелюхе, овчинном тулупе, широких штанах, заправленных в рыжеватые валенки. Румяный, с благостным выражением лица и слегка прикрытыми веками глазами он и потом будет производить впечатление патриарха. Примерно так же выглядели и бабушка, мать жениха, и их сын Василий. Только с той разницей, что на бабушке был пуховый платок и юбка. И были они значительно меньше ростом. Вместе с ними в комнату ворвались клубы морозного пара и крепкий запах нафталина от их тулупов. Гора из них была водворена на кровать, доставая чуть не до потолка. Рядом грудились пальто и шубы родственников мамы- невесты, не такие древние, сшитые по новой моде и пахнувшие совсем иначе.
Гораздо позже Оляна поймет, какое сокровище представляли собой эти люди. Они сохранили в своем доме остатки ушедшего в прошлое старинного казачьего уклада: вещи, мебель, иконы, старинные часы с боем и многое другое. Их дом на долгие годы детства Оляны станет ее тихим пристанищем и убежищем, когда, сидя под огромными бабушкиными образами в крошечной комнате-зале, она будет пытаться постичь содержание книги с трубящими ангелами на обложке. Книгу Оляна так и не постигла. Но запомнила каждый уголок этого удивительного по атмосфере и убранству жилища.
Бабушкина каморка
Сам дом представлял собой длинную шалеванную хату, узенькую и низкую, но очень красивую: с белыми наличниками в замысловатых узорах, выкрашенную синей, выгоревшей на солнце, краской. Перед ней справа был палисадник с бульденежем, персидской сиренью, каменным колодцем, купинами турецкой гвоздики и «царской короны». У калитки лежала каменная молотилка, напоминавшая о том времени, когда не было тракторов и комбайнов. Порог хаты представлял собой перевернутое железное корыто, накрытое старым «краповяным» мешком. А в маленьком коридоре пахло кислой капустой и еще чем-то съедобным. В первой части дома от входа располагалась новая, как выражались хозяева, хата. Она соединялась со «старой» темным переходом со ступеньками. Слева располагалась бабушкина камора. Настоящая, с тяжелой дверью, окованной железом, и кольцом вместо ручки.
Самым замечательным, кроме всего прочего, были огромные сапетки: плетеные корзины со всякой снедью. А еще величиной с кулак сушеные маковые головки, связанные пучками и подвешенные на беленых известью стенах. Известь придавала всему жилищу запах чистоты и свежести, хотя Оляна никогда не видела, чтобы бабушка белила или занималась уборкой. Оляна запомнила ее валкую походку: невысокого роста, всегда в короткой кофте, клетчатой юбке и чувяках, она была модницей. В ушах ее качались огромные серебряные серьги сердечком, на пальцах рук красовались такие же кольца, а шею украшало прозрачное «намысто» с граненными камушками в сиренево-розовых переливах. В детстве бабушку ударила копытом в лоб корова, и эту вдавленную в ее лоб печать можно было без труда разглядеть. Волосы она тоже убирала по-особенному: гладкие, тонкие, но очень длинные, они лежали на затылке кренделем в три ряда и были очень красивы.
Мятежное сердце казака
Иконы в этом доме были огромные, пропахшие воском и ладаном. Все вещи здесь были древние, по размеру никак не соотносились с этой низенькой хаткой. Так же как и огромная картина во всю стену с библейским сюжетом. Годами позднее Оляна узнает, что это вещи из старого дома, построенного еще до 1917 года, а хатка эта появилась в результате раздела имущества между сыновьями деда Карпа Николаевича.
Разоренная октябрьским переворотом семья выживала как могла. И дом пришлось разобрать, чтобы всем выделить долю имущества.
Все могло случиться и гораздо хуже: обеспеченную семью заместителя станичного атамана Карпа Николаевича не выслали в Сибирь только потому, что глава семьи умер от сердечного приступа. А было дело так: станичная площадь – майдан – с приходом советской власти стала местом заключения непокорных казаков. Тех, кто не пожелал вступить в колхоз. Казаков держали под охраной и морили голодом, подвергали всяческим унижениям и издевательствам. Сколько их там было, история умалчивает. Но Карпа Николаевича как грамотного и владеющего искусством бухгалтерии посадили под арест в церковную сторожку и выпускали оттуда только на время сдачи отчетов. Мятежное сердце казака не выдержало этого унижения, и он умер. Отношения его семьи с новой властью складывались непросто.
Бабушка очень не любила колхоз и говорила так: «Гуртовэ шо чертовэ». Тоска по безвозвратно ушедшему времени выливалась в песни. Одна из них, «Зажурылася Кубань – в церкву не пускают», исполнялась семьей во время застолий. Да и от самой церкви в детстве Оляны уже и следа не осталось. Кроме камня с кладбища с надписью на церковнославянском языке. Да и этого последнего свидетеля бросили в фундамент – основание нового мемориала, на территории которого также установили памятный знак в честь красноармейцев, устанавливавших в казачьей станице советскую власть.
Кубанские и донские корни
В Оляне причудливо сплелись корни донского и кубанского казачества. Ветвь ее рода по бабушке Анне Сысоевне вела к казакам-землевладельцам, другая – к донским, разделявшимся на две богатые ветви: духовного сословия, с одной стороны, и земледельческо-военного – с другой. Духовная, или священническая, ветвь ее рода была представлена известными семье четырьмя поколениями священнослужителей, среди которых были и служилые люди. Один из них, казачий сотник, за военную доблесть был удостоен дворянства. Соединившись вместе, эти две ветви породили представителей разночинной интеллигенции, горевшей желанием просвещать и лечить свой народ.
О прадеде Оляны, учителе и журналисте, герое Первой мировой Петре Александровиче Петрове, Галина Петровна рассказывала на страницах нашего повествования выше. Как и о его жене, Надежде Николаевне (в девичестве Савичевой). Она была внучкой того самого казачьего сотника Афанасия Власова, которому за доблестную военную службу государю было пожаловано дворянство. А сам он был из семьи, в которой было несколько поколений духовенства.
Родители Надежды, Анна Афанасьевна и Николай Иванович Савичевы, жили в станице Каменской. Она стоит на берегу реки Северный Донец и в прошлом была не просто богатейшей донской станицей и форпостом хлеботорговли Дона, но и, как говорилось выше, просветительским центром Дона.
Повивальная бабка
Надежда закончила Каменскую женскую гимназию и получила образование в Петрограде на Высших женских медицинских курсах с дипломом повивальной бабки. Это звание немного смущало и даже смешило Оляну.
Между тем «повивальная бабка» было тогда официальным названием акушерской специальности.
Эта профессия была очень востребована в России начала 20 века. Высокая рождаемость сопровождалась высокой смертностью младенцев. В Каменской с 20-тысячным населением работали восемь повивальных бабок. О чем и сделана запись в «Памятной книжке за 1910 год». Среди них и девица Савичева Н.Н., прабабушка Оляны. С фотографий из старого семейного альбома смотрит ее строгое и очень серьезное лицо. Прическа «Гибсон герл» (девушки Гибсона), очень популярная а те времена. Тугой белый воротничок строгого темного платья под горло, целеустремленный взгляд больших светлых, широко поставленных глаз. Лицо волевой молодой женщины с драматичной и короткой жизнью, которая так достойно начиналась. Работа в аксайской больнице. Знакомство и счастливое недолгое замужество вопреки воле родителей с обеих сторон. Строгая старообрядка Наталья Михайловна из Константиновки присмотрела для сына невесту по своим вкусам, а отец Надежды мечтал для дочки о более состоятельном и деловом муже, чем романтичный и одержимый педагогикой Петр. Но у детей были новые взгляды, и они пренебрегли волей родителей. Дочь состоятельного каменского купца и издателя и мечтательный сын небогатых родителей тайно обвенчались в одной из церквей Аксая. Они очень любили друг друга, и совместная жизнь сулила им много радости.
На патриотическом подъеме
В апреле 1913 года у них родилась дочка Галя, в которой отец души не чаял. Но началась Первая мировая война, и осенью 1914 года Петра мобилизовали. Охваченное патриотическим подъемом общество было уверено, что война быстро закончится нашей победой. Никто тогда даже представить себе не мог, к каким необратимым последствиям она приведет. Так думали и в семье Петра. Когда его произвели в прапорщики, Наталья Михайловна, его мать, отводя рукой путающуюся под ногами внучку, иронизировала так: «Прочь, не морочь, Галя – прапорщика дочь». Ее, гордую жену служивого казака, задевало низкое воинское звание сына. Думается, что их отношения с нежеланной невесткой были далеки от идеальных. А после смерти сына 7 февраля 1914 года она и вовсе уедет к себе в Константиновку, где у нее был «маленький домик и виноград». Об этом бабушка Галя напишет в своем дневнике.
Его найдут ее взрослые правнучки: дочь и племянницы уже взрослой Оляны. Из него узнают и подробности похорон Петра, и дальнейшую судьбу прабабушки Надежды. Она вернется в родительский дом и откроет во флигеле акушерский частный кабинет. С началом революции 1917 года и Гражданской войны будет трудиться в военном госпитале, заразится тифом и умрет от него в самом конце Гражданской войны.
Сиротская доля
Ни о каком ее новом замужестве не было при ее жизни и речи, хотя она была очень видная и интересная женщина: высокая, стройная, с густыми русыми волосами и голубыми озерами выразительных глаз. Претендентов на ее руку и сердце было достаточно, но она не видела их, а часто ходила с дочкой на могилу погибшего любимого мужа, убирала ее свежими цветами и подолгу сидела у нее, думая о чем-то своем. После ее смерти дошкольница Галя останется круглой сиротой на попечении сначала дедушки Николая, а потом – бабушек, сестер покойной Анны Афанасьевны. Одна из них, бабушка Татьяна, была участницей Русско-японской войны и сестрой милосердия. Эта потерявшая на войне любимого человека еще молодая и при этом совершенно седая женщина сыграет большую роль в жизни Гали. Она будет держать ее в «ежовых рукавицах», воспитывая в строгих пуританских традициях 19 века. Вследствие чего Галя будет расти очень грустной девочкой и всю свою долгую жизнь чувствовать недостаток материнской любви. Это ее вечное сиротство прорвется словами из дневника: «Хорошо нам было с мамой!» Это «хорошо» согревало ее в годы одиночества, но его ей все равно явно не хватало.
Мир семейного уюта рухнул подобно карточному домику
Страшно представить, какие неисчислимые страдания пережила семья Савичевых в эти годы: смерть детей от войн и болезней, полная утрата имущества и разорение всех основ жизни. Глава семьи Николай Иванович ушел из жизни совсем не старым человеком: его сердце не выдержало смерти молодой дочери Надежды, без вести пропавшего сына (о его эмиграции стало известно, когда отец уже умер). В своих взрослых дневниках внучка Галя так напишет об этом времени:
«В станице царил страшный хаос: одна власть сменяла другую, разбои, грабежи, стрельба на улицах загоняла жителей улицы Украинской, на которой жила семья Савичевых, в огромный погреб их дома.
Это единственная улица в современном Каменске, сохранившая старое название. Когда был разграблен дедушкин книжный магазин с издательством, выпускавшим открытки со станичными видами, он слег. И наутро его не стало. Целый мир семейного уюта, уклада и любимого дела рухнул подобно карточному домику».
Остались одни фотографии и воспоминания, которые сохранила феноменальная Галина память. От деда внучка унаследовала большую любовь к чтению (в этой семье царил культ книги) и неведомо от кого – удивительный дар слова, которым она послужит не одному поколению советских школьников. О ее учительском даре расскажет ее школьная подруга, автор книги «Люблю Каменск» Зоя Медведева.
