Дата рождения Марии Алексеевны Чистяковой – июль 1915 года. 100 лет жизни. Какими событиями отмечен целый век ее жизни?
– Когда я родилась, меня назвали Марией, – рассказывает она. – Через неделю после родов моя мать уже ушла со мною в поле жать пшеницу. Однажды, как обычно, меня положили возле воза, из одежды сделали тень. Все ушли работать. Я захотела есть, стала кричать так, что корова, которая паслась недалеко, взяла меня на рога и понесла к матери. Об этом мне мама рассказала, когда я выросла. Через время дедушка Павел решил отделить старших сынов. Моему отцу достались корова и лошадь. Дома не было, поэтому родители ушли на съемную квартиру. Отец был хорошим мастером: шил обувь, делал деревянную мебель в приданое невестам. Землю сдавали в аренду. Мама работала по найму. Отец был строгий – поколачивал и маму, и меня. Я была в семье первой, мне доставалось больше всех. В свое время отец вступил в коммуну, которую организовали в хуторе Копани. Построили там землянку, свой надел отдали в общую землю. Скотина тоже стала собственностью коммуны. В то время, кроме коровы и лошади, у нас был еще и верблюд, которым с отцом расплатились за обувь. Для общего скота сделали сарай-землянку, сверху укрыли камышом. Для детей построили из самана детские ясли. Обмазали их глиной. Стены еще не просохли, а в ясли уже начали водить детей. Дети простужались, болели, умирали.
Вскоре в коммуне закончилось продовольствие. Начали резать скот. В следующем году случился неурожай. Люди начали голодать. Отец был хорошим охотником, рыбаком, но власти запретили ловить рыбу, забрали снасти. После очередного неурожая и голода люди стали уходить из коммуны. Мы вернулись в Незамаевскую, где у нас был земельный надел. У меня к тому времени было уже три сестры: Вера, Лида и Мая. Самым страшным был 1933 год. Тогда все голодали. По продразверстке у нас все забрали, а что осталось, облили керосином. Сначала мы это не ели, а потом стали мыть и есть. Отец уехал на заработки, а мама все, что можно было, поменяла на продукты и поехала к нему. Пока меня не было дома, нас обокрали – унесли все продукты. Сначала умерла старенькая слепая бабушка, потом сестра. Мертвых свозили в силосную кучу. Там и я похоронила своих.
Однажды в станицу приехал завхоз из совхоза имени Луначарского, чтобы позвать мою мать на работу, но ее не было, а я согласилась там работать. Написала родителям письмо, чтобы забрали сестер, а сама привязала кирзовые сапоги к ногам и пошла в поисках лучшего. В совхозе меня взял на квартиру один дед, выделил мне огород. Работала дояркой, на огороде в тот год все уродило. К тому времени уже умер отец и еще одна сестра. Я написала маме письмо, чтобы ехала ко мне жить с сестрой Маей.
Через время я вышла замуж за бухгалтера совхоза. Нам дали квартиру, родился сын Коля, а тут началась война с финами, и мужа забрали. Больше я его не видела. Мне по льготе дали корову, жить мы стали вместе с мамой в Екатериновской…
В жизни всякое бывает. Так и в жизни Марии Алексеевны. Ее сына Колю мать увезла к своей сестре Марфе в Тихорецк, у которой не было своих детей. Каким-то образом она его зарегистрировала на свою фамилию и не вернула матери. Долго переживала и плакала Мария Алексеевна, но сделать ничего не смогла.
Вторым мужем Марии Алексеевны был Иван. Они поженились, и она перешла жить в его семью, которая уже состояла из 14-ти человек. Родилась дочь Лида. А тут началась война. Мужа забрали в первые ее дни. Вскоре в станицу пришли немцы.
– Мы в тот день качали мед на колхозной пасеке, – вспоминает Мария Алексеевна. – Немцы заехали на лошадях, полакомились медом. Но пчелы не любят лошадей – они их так сильно искусали, что те начали падать замертво. Поэтому немцы с пасеки быстро уехали. Дома они хозяйничали вместе с полицаями – забирали всю еду. Свекровь повесила ведро с яйцами на дерево, но полицаи его заметили и забрали. Мужа своего я больше не видела, он погиб. В 1943 году вместе с матерью мы переехали в хутор Плоский. Сначала работала на косилке, которая называлась лобогрейка. Работали в основном женщины и дети. У детей на солнце лопалась кожа на спине и руках, ее смазывали салидолом. Потом меня послали работать в МТС, подвозила ГСМ. Вручили пару быков и ход с бочками. Возила сначала из Павловской горюче-смазочные материалы. Выезжала вечером. Бывало, усну, а быки затянут в поле. Проснусь и не знаю, что делать. Так и сижу до утра, пока не услышу, как где-нибудь закричат первые петухи или не залают собаки. Тогда еду на звук или возвращаюсь по своему следу, когда рассветет. А бывало, что и в речку затягивали. В то время сватался ко мне один молодой мужик, но я ему сказала: «Ни у тебя нет дома, ни у меня. Где мы будем жить?» А потом бригадир привел ко мне свататься Степана Федоровича Чистякова. Он пришел с войны раненый, а жена умерла, остался сын 12-ти лет. Я и согласилась, а через год у нас родилась дочь Людмила, еще через три – Вера.
Вот так Мария Алексеевна стала Чистяковой. Это лишь небольшой отрезок ее жизни. Радостных моментов в нем не так много. Но тогда многие так жили. Их жизнь – это целая эпоха. Очень трудная. И хорошо, что они могут рассказать об этом. Может, благодаря их рассказам, мы научимся ценить то, что берегли и чем дорожили они, станем добрее и терпимее.
О. Кайдаш.