После нескольких месяцев поиска в руки членов нашего клуба «Станичники» попали копии двух рукописных тетрадей, написанные внуком одного из первых переселенцев из Кисляковского куреня на хутор Михайловский (ныне наша станица Октябрьская) Забары Александра Арсентьевича. Написаны они по просьбе его дочери Тамары, которая любезно передала их нам. Эпиграфом этих воспоминаний послужили слова на обложке: «О горькой памяти, о временах, давно прошедших, для тех, у кого есть интерес к своим предкам». Вот эти, идущие от самого сердца казака, воспоминания.
У деда было три сына
Еще при царствовании Екатерины II мои предки были переселены с Украины в Кисляковский курень. По мере разрастания станицы Кисляковской стало не хватать казакам вблизи лежащих земельных наделов. Вот тогда-то и решила семья моего деда Забары Семена Федоровича и еще шесть казачьих семей переселиться на свободные земли образованного хутора Михайловский. Кругом было много свободной земли, которая не видела плуга хлебопашца. В те времена на казака, достигшего 19-летнего возраста, нарезался надел для пахоты в 25 гектаров. В случае его смерти половина надела отходила в собственность жены.
Мой дед Семен и его братья Иван и Игнат были рослые и физически крепкие казаки. Держались они независимо и могли постоять за себя. В подтверждение этому случай, произошедший с Иваном. За какую-то незначительную провинность атаман отдела ударил его плеткой. В ответ Иван кулаком так огрел своего обидчика, что он отлетел на несколько метров. Казака Забару Ивана Федоровича решением суда выслали на вечное жительство на реку Терек. В те времена туда выселяли казаков за серьезную провинность. Эти поселения казаков служили заслоном от набегов горцев на кубанские земли.
У моего деда было три сына: мой отец Арсентий, Иван и Илья. С Иваном еще в молодости произошел несчастный случай. А дело было так: женился его друг, у которого он должен был быть «боярином», и во время поездки молодых по хутору стреляли в воздух из ружья, извещая о приближении к родительскому дому. Так вот, при подготовке ружья вместе с соседом тот нечаянно нажал на курок и весь заряд попал в Ивана, смертельно ранив его.
Пока отец служил…
Мой отец Арсентий Семенович в 1892 году женился на девушке Евдокие из казачьего рода Шепель Федора. Через год у них родился первенец и назвали его Алексеем. Отца взяли на службу на Кавказ. Все четыре года службы отца моя мать с сыном Алексеем жила в семье деда и наравне со всеми домочадцами пахала, сеяла и убирала хлеб. По рассказам матери, на подворье деда было три тока, представляющие собой хорошо укатанные земляные круги. На них казаки расстилали скошенную пшеницу, которую косили и укладывали в копны наемные косари из центральной России. Дед и моя мать в ночь запрягали 10 пар быков в возилки. На передней возилке ехал дед, а на задней – мать. Приехав на поле, возилку ставили рядом с копной и дед укладывал вилами копны, а мать едва успевала подгребать оставшиеся колоски. У Семена Федоровича были специально им изготовленные вилы. Это была срубленная из молодого дерева рогатина. Примерно до метра каждый рог. Вот этими вилами дед умудрялся грузить на повозку сразу целую копну, этими же вилами дед поднимал мать наверх, а при окончании загрузки, опускал вниз. И так они загружали все десять возилок. Когда возвращались назад, мать спала на задней повозке. Днем предстояла другая работа: надо было раскладывать колосья по току и до захода солнца молотить хлеб, а в следующую ночь опять грузить и возить копны на ток. Дед обладал богатырской силой, он умудрялся скошенную пшеницу не сбрасывать из возилок. Он брал за заднее колесо возилки и переворачивал содержимое на ток.
Кроме хлебопашества, семья деда разводила скот. Только одних овец у них было до семи тысяч голов. Вокруг хутора было много целинных земель, на которых пасся скот. Овцы – почти круглый год. И только в суровую зиму стадо находилось возле подворья. Основная тяжесть по пастьбе и охране овец ложилась на специально обученных собак – волкодавов. Каждая собака знала свое место в стаде, а зимой – свою будку возле подворья деда по охране имущества своего хозяина. По рассказам матери, собак было так много, что ежедневно резали барашка для приготовления им корма. В те времена в степи водились стаи волков, которые были непрочь полакомиться бараниной. Но собаки-волкодавы исправно несли службу.
«Сей колокол пожертвован братьями…»
С годами хутор Михайловский стал разрастаться. Появилась необходимость в храме. Мой дед по собственной инициативе пожертвовал на его строительство большую сумму денег. Сам же на быках уехал в город Тула, где по его заказу отлили 12 колоколов. При изготовлении колоколов на каждом была отлита надпись: «Сей колокол пожертвован братьями Семеном Федоровичем и Игнатом Федоровичем Забара в году 1888». На освящение колоколов приехали архиереи из Екатеринодара. Колокола подняли на 60-метровую колокольню. Перед освящением последнего 12-пудового колокола дед попросил слово и выступил перед хуторянами с такой речью: «Кажуть, я вор и нечестно заработал деньги, пожертвованные на храм. Если это так, то я не смогу на собственных руках снести этот колокол наверх!» Он взял колокол, поднял над головой, батюшка освятил его, и затем дед снес на колокольню. Не знаю, как это было у деда, а у меня дрожали ноги, пока я будучи парнем добирался наверх.
Несмотря на свою богатырскую силу и здоровье, дед умер рано, ему было 67 лет. А случилось это так. Надоело Семену Федоровичу ездить на медлительных быках и он приобрел табун лошадей-«калмыков». Лично объезжал молодых коней. Уже обученных лошадей стал запрягать в подводу. И вот однажды запряг лошадей, наложил 20 мешков зерна в подводу для продажи, стал на переднее колесо с тем, чтобы сесть на мешки. Тут лошади рванули, дед упал под заднее колесо и оно переехало через него. После этого врачи направили его на операции в город Харьков, но он отказался. Прожив три года, в 1893 году он умер. Сидя за обеденным столом начал бледнеть, на лице выступил пот, склонился набок и спокойно скончался.
Как большого церковного мецената Семена Федоровича похоронили с почестями в ограде храма на церковном кладбище. На его могиле от имени духовенства был установлен памятник из темно-серого мрамора. В 1937 году коммунисты разрушили храм, колокола увезли, а памятник с могилы моего деда куда-то исчез.
Записал Н. Майстровский, руководитель клуба «Станичники».
