Все в жизни относительно. Мы часто слышим эту фразу. Но что она означает для каждого из нас?
Все познается только через сравнение. Любые события для одних могут быть положительными, а для других отрицательными, имеют и плюсы, и минусы. Не бывает ничего абсолютно прекрасного, абсолютно белого… Что для одного беда, для другого может быть мелкой неприятностью. Но как быть с любовью, долгом, преданностью, уважением? Они тоже относительны?
Она позвонила в редакцию и попросила приехать. Сказала, что сама приехать не может: плохо ходит. Назвалась Галиной Ивановной…
Меня встретила худенькая, совершенно седая старушка. Она передвигалась, опираясь на сиденье стула. Объяснила, что так ей удобнее, чем с «ходунками». Я ее узнала, хотя и не сразу, потому что давно не видела, она сильно постарела. И не мудрено. Галина Ивановна с 1927 года рождения. Труженица тыла, ветеран труда. Хочу сказать, что ее в нашем районе знают многие. Сейчас она живет на съемной квартире. Из своей небольшой пенсии отдает часть хозяйке, оплачивает коммуналку, часть – за обслуживание. Что там ей остается – на жизнь. Кто-то может засомневаться, ведь у женщины за 90 лет пенсия должна быть приличной. Нет, она небольшая. Кстати, Галина Ивановна такая не одна. Да, у нас немало людей, что дожили до преклонных лет, а получают по 15-16 тысяч рублей. Это при том, что у нашей героини, например, стаж – 49 лет.
У нее было все. Семья, работа, уважение. Но по трагической случайности рано ушел из жизни сын. С ним я знакома не была, но люди говорят, что он был хорошим человеком. Осталась дочь. Вот только отношения с ней как-то не сложились. Нет, сначала было все хорошо. В то время и подписала Галина Ивановна ей дарственную на свой дом. И потом еще некоторое время тоже было все хорошо. Женщина работала, помогала дочери достраивать дом, носила кирпичи, кормила рабочих, обрабатывала огород.
В какой-то момент все изменилось. Дочь стала груба. Зять тоже. Мать стала мешать. Запретили ей пользоваться холодильником, потом и печкой. Однажды Галине Ивановне стало плохо, вызвали скорую. В больнице к ней отнеслись очень внимательно. Только потом доктор подошел к ней, присел на кушетку, обнял и спросил: «Скажите, а кто нам по телефону чуть не каждые 20 минут звонит? Это дочь? Она просит отправить вас в геронтологическое отделение. Может, полежите там дней десять, пока у вас дома все не наладится?» Тогда она испугалась, что потом ее просто не пустят обратно… А дома стало еще хуже. Просто невтерпеж.
Так она оказалась на съемной квартире. Когда Галина Ивановна подписывала дарственную, ей никто не объяснил, что это за документ. Она думала, что это всего лишь завещание. И никто ей не рассказал, какими могут быть последствия.
Ее рассказ прерывался слезами. Нет, она не ругала при этом свою дочь. Просто старушка не может понять, почему так случилось. «Я ведь люблю ее, но за что она так со мной, – вытирая слезы, сокрушалась она. – Я, конечно, перед ней виновата. И знаю чем. Но нельзя же так. Мне ведь ничего не надо, только дожить в родном доме, чтобы умереть на своем подворье, чтобы похоронили по-человечески».
В ее трех небольших комнатках уютно и чисто. Есть ванная, туалет, газ. По хозяйству помогает соцработник. Прибегает племянница. Вот борщ накануне сварила. Не забывают ее и соседи: просто навещают, подкармливают (то закрутками, то печеным). Но это так мало в ее одиночестве. Ей так не хватает родных людей, которые просто вычеркнули ее из своей жизни. С чем сравнить их жестокость? Насколько она относительна в их понимании?
Фразой «Все в нашей жизни относительно» можно оправдать многое. А вот как быть с любовью? Она может быть относительной?
О. Леонова.