Война… При упоминании этого слова становится страшно: перед глазами мое детство, военные годы на Смоленщине, где фашисты зверствовали три года.
На всю жизнь мне запомнился июльский день 1943 года. Отряд фашистов ворвался в соседнюю деревню. Ее разграбили, а жителей загнали в сарай и заживо сожгли. В живых остались только те, кого в этот день не было в деревне. Тех, кто пытался вырваться из огня, каратели расстреливали и снова бросали в огонь. Малых детей, которых не сожгли, ловили по дворам, улицам и бросали в колодец. Натравливали на них собак, бросали в ямы и закапывали живьем…
И вот немцы уже в нашей деревне. Вооруженные гранатами, автоматами, в стальных касках, фашисты тяжелыми сапогами затопали по улицам. Они заглядывали в каждый закуток, всех гнали на улицу.
Нас было пятеро. Испуганно заглядывая в мамины застывшие глаза, плача, растирая грязными кулачками слезы, мы гуськом следовали за ней. Те, что постарше, с тревогой глядя на вооруженных солдат и подталкивая мать, тихо шептали: «Бежим, мама!» А куда бежать?
Наша соседка несла на руках младенца, своего первенца. Он еще не мог спросить, куда мама идет, куда несет его, он не видел ужаса в ее глазах. Но, казалось, что он понимает, что пришла беда, поэтому затих у нее под платком, прижался крепко к ее груди…
Нас всех согнали в одну кучу. И тут я услышала голос мамы: «Боже, милостивый! Сжалься, пощади! Неужто моих маленьких не пожалеют, неужели спалят или убьют». Она прижимала нас всех к себе, прикрывая платком, будто он убережет нас от смерти. Она звала на помощь отца, который был на фронте: «Приди, помоги! Спаси не меня, хоть детишек!»
И тут подоспели партизаны. Началась перестрелка. Мы с матерью и двумя мужчинами, которые прикрывали нас, бросились к болоту в кусты, забились в болотный мох и лежали в воде. Сколько времени прошло… Ели ряску, рыбешку, мох. Потом жили в землянке, в соломе. Мысленно я часто возвращаюсь в прошлое и вспоминаю тот отряд, тех отважных партизан, благодаря которым мы остались жить. Такое не забыть!
Дети тогда знали, что, вставая у станков, работая в поле, они заменяли ушедших отцов. Помню, что постоянно хотелось есть, а чтобы утолить голод, мы жевали жвачку из дубовой смолы. С дуба сдирали кору, сушили ее, толкли и пекли на костре оладьи. В пищу шли желуди, лебеда, побеги молодых деревьев, травы, хоть сколько-то съедобные.
Ходили полураздетые, босые, истощенные, плохо двигались, становясь маленькими старичками. Но никто не очерствел тогда душой, не стал равнодушным – все, как могли, помогали друг другу.
Отступает с годами горе. Но невозможно забыть тех, кого сожгли и убили. Горько на сердце от высеченных на камне слов: «Люди добрые, помните: мы любили жизнь, Родину и вас, дорогие. Мы сгорели заживо в огне. Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся мужеством и силой, чтоб смогли увековечить вы мир и спокойствие на земле, чтоб никогда в вихре пожарищ жизнь не умирала!» Учителя водят к этим камням детей, рассказывают им правду о войне: «На этих двориках никто не посадит, не вырастит сада, не поставит улья под яблоней. Из этих колодцев никто и никогда не зачерпнет воды, не утолит жажду в знойный день…»
Нам остается лишь помнить и передавать правду о войне нашим внукам и правнукам, чтобы они никогда не допустили войну в наши города и села.
В.И. Тарасова, ст. Крыловская.
