Новости

«Что ж ты учудила, Марья Васильевна….»


Моя бабушка по линии отца жила в семье старшего сына. Дядя называл ее бабка Марья, его жена чаще «наша бабушка». Так и говорила: «А бабушка-то наша учудила». При этом относилась к ней с некоторой иронией, но уважительно. Мы называли ее просто – баба Маня, а мой двоюродный брат в особых случаях Марья Васильевна. В семье дяди я часто проводила каникулы, и, уже став взрослой, поняла, как многое оттуда почерпнула…

У сына в семье бабе Мане жилось нелегко. Дядя любил выпить, много и часто, был крут на расправу. Чаще всего доставалось бабушке, потому что она прикрывала баловство внуков, чуть ли не грудью на амбразуру, защищая моего двоюродного брата от отцовского ремня и не выдавала никогда невестку, а порой брала вину на себя. Поначалу она жаловалась моему отцу на старшего Васю, но братья начинали ссориться, отец подолгу не приезжал, и Марья Васильевна рассказывать о выходках своего первенца перестала. Тот же мог на мать обрушиться отборным матом, а то и табурет запустить в ее сторону. Тогда бабушка вскрикивала тоненьким голоском, пряталась в своей комнате и затихала. Пытаясь как-то оправдать дядины выходки, она говорила, что его в детстве укусил «цефолитный» клещ – отсюда и его приступы агрессии. И продолжала терпеть.

Вообще, терпение, наверно, было в ее генах. Бабушка, как и дед Григорий Степанович, который пропал без вести на войне, были из семьи староверов. Со временем они породнились с сибирскими татарами, которых в тех местах было немало. Образ жизни и суровый климат наложили свой отпечаток на их характеры и нравы.

Помню, как мы забирались на большой кожаный диван, а баба Маня, придя из гостей, где принимала рюмочку-другую, рассказывала нам сказки о смелом и хитроумном солдате, который встречал на своем пути черта, строящего всяческие козни, и который всегда побеждал в схватке с нечистой силой. Особыми моментами были часы, когда она брала свою куделю, пряла шерсть и тонким, высоким жалобным голоском пела про того же солдата, ушедшего служить на долгие 25 лет. Я слушала ее и мне казалось, что вот-вот ее голосок оборвется где-то, и жутко этого боялась, потому что очень хотелось узнать, дождутся ли солдата мать и жена с детками. Все это время баба Маня как-то хитро поглядывала на нас из-под своих очков на кончике носа, видимо, наслаждаясь тем впечатлением, которое на нас оказывало ее пение.

Надо сказать, что она была небольшого росточка, полная. У нее была привычка носить несколько юбок, а под одной из них почти постоянно была привязана грелка (баба Маня так лечилась от недуга). Черные длинные волосы были заплетены и всегда спрятаны под платком, который она повязывала почти так же, как гоголевская Солоха. Маленькие черные глазки всегда смотрели на тебя с хитрецой, словно ждали какого-то подвоха. А небольшие мягкие ладони могли так ласково трепать по голове…

В один из знойных летних дней баба Маня была на улице, когда на дороге появился жеребец, запряженный в грабли. Он несся по улице, и она бросилась к нему, пытаясь остановить…

Потом, в больнице, когда внук со слезами на глазах спросил ее: «Что ж ты учудила, Марья Васильевна? Ты что ж, думала его остановить?», она ответила просто: «Так там, на дороге, ребятушки играли. Он бы их помял…»

Но конь помял ее. Ей было 85 лет. Она терпела боль, только в беспамятстве начинала стонать и лишь бормотала, словно извиняясь, что попала в такой переплет: «Ребятушки там играли. Нельзя ему было туда…» О себе она тогда и не думала.

О. Кайдаш.

Следующий материал