Бабушка… Чем веет от этого слова? В памяти всплывает детство, сибирская деревня, каникулы. Летом это были игры с двоюродными и троюродными сестрами и братьями, запах земляники, парного молока, меда, полевых цветов и свежего сена. Иногда выбирались на речку, где тетя на мелководье стирала домотканые половики, а мы ей помогали. Потом сушили их на берегу, купались в холодной воде и обедали картошкой, салом, кислым соленым огурцом, молодым чесноком и запивали бабушкиным квасом. Вечерами сидели на лавочке и, яростно отбиваясь от комаров, лузгали семечки. Зимой были огромные сугробы, где мы «строили» лабиринты, натоптанные дорожки и баня с паром и холодной, со льдом, водой в деревянной кадке.
Бабушка Поля по материнской линии всегда работала. Она поднималась рано, еще затемно, и уезжала на птичник. Приезжала тоже затемно. И так через день. Жила одна. Летом хлопотала в огороде, по хозяйству, а на зиму ставила красна (старинный станок) и ткала дорожки. А еще вязала варежки, носки, гольфы. Очень вкусные у нее были калачики с творогом, которые она жарила в кулинарном жире. Только зимой заглянет солнце в окно, а она уже на тарелке прямо в постель несет нам тарелку со своими вкусностями.
Вечно занятая делами, она находила время и на нас, внуков. Я не помню, чтобы она рассказывала нам сказки, у нее никогда не было телевизора, а вот радио мы слушали всегда. Особенно ей нравились радиопостановки. Занимаясь своими делами, внимательно слушала, смеялась или переживала за героев, тут же оценивала их поступки, возмущаясь: «Вот он что придумал, окаянный! Да разве ж так можно с людьми!»
Я не помню, чтобы она ворчала на нас. Летним утром мы вместе выходили на огород, она показывала, как надо пропалывать грядки с луком, как держать тяпку. Вечерами мы носили воду из колодца и поливали цветы, которых у нее было множество, и цвели они с той поры, как только сходил последний снег, и до октября, когда на землю ложились первые снежинки. Так незаметно, видя, сколько она работает, занимаясь домашними делами рядом с ней, мы понимали, что без труда прожить невозможно. Она всегда радушно принимала людей. Для нее первым делом было накормить человека, угостить его чем-то особенным, а потом уже спрашивать о делах. Бабушка терпеть не могла ленивых и в глаза говорила: «Это ты просто работать не хочешь». Отличительной чертой ее была щедрость. К ней часто приезжали племянники, которых она старалась одарить то ведром клубники с огорода, то огурчиками свежими, то вязаными носками, то половиками. С ней всегда было легко и просто.
Не скажу, что мы были идеальными внуками. Нет, конечно! Собираясь вместе, мы были готовы на разные проделки. Нет, мы не лазали в чужие огороды, но шкодили на своих. Только навяжутся темно-зеленые арбузики на бабушкином огороде, мы начинаем их пробовать. Известное дело, они оказываются зелеными, а чтобы замести следы, забрасывали недозревшую ягоду то под сенцы, то куда-нибудь в сад, под кусты смородины. Она практически на следующий день обнаруживала нашу шкоду, но умела, смеясь над нашей проделкой, ввести в краску и просто объясняла, что надо подождать, пока арбузы поспеют. А если уж такое случилось, то проще выбросить зелень свиньям или курочкам – хоть для них польза будет.
Вот так незаметно она учила нас труду, бережливости, доброте, гостеприимству – всему тому, чем была наделена сама. Не могу сказать, верила ли она в Бога. Наверное, верила. Иногда она ездила в районный центр, где была церковь. У нее была старая икона, но никогда не видела, чтобы она молилась. Перекреститься перед обедом или сном было у нее в привычке, но делала она это как-то быстро, лишь изредка можно было уловить тот момент, словно она делала это лишь для себя, чтобы не видели чужие глаза. Из всех церковных праздников бабушка до конца признавала только Благовещенье. Только в этот день (если была дома) ничего не делала, даже еду готовила заранее. Когда ей говорили, что работать в этот день грех, отвечала, что это лентяи придумали, а Бог за то, что ты будешь работать, никогда не накажет, а вот если водку будешь пить и ничего не делать, то ничего хорошего не жди.
Она никогда не ругала власть. Но, уже будучи старенькой, говорила, что сейчас жить лучше. Бабушка никогда не рассказывала про страшный 37-й год, но по словам других родственников я знала, что тогда у них в родне арестовали и увезли многих мужчин, которые просто сгинули…
Труженица тыла, орденоносец, она родилась в далеком 1916 году, прожила 94 славных года и ушла из жизни тихо, никого не обременив, в твердой памяти и здравом рассудке…
О. Кайдаш.