Многие жители Крыловского района помнят нашего доктора, бывшего заведующего районным терапевтическим отделением Михаила Ивановича Самойлика. Сейчас он находится на заслуженном отдыхе. В нашем музее хранятся материалы с его воспоминаниями – подростка времен Великой Отечественной войны о прожитом в нелегкие годы своего детства в станице Ново-Михайловской.
Когда началась Великая Отечественная война, мне было шесть лет. Я этот день хорошо помню. Пришел отец и стал что-то рассказывать маме. Тогда я впервые услышал – «война». Что значило это слово, я не знал, но по выражениям лиц родителей понял, что они говорили о чем-то страшном. Вначале война была где-то там, далеко. Что она приближалась, все знали, так как мужчин призывали в армию. А с фронтов шли похоронки… С замиранием сердца и страхом люди ждали почтальона. Никто не знал, что он сегодня принесет: радостное письмо с фронта или похоронку. После того, как почтальоны разносили почту, то там, то там по станице плакали женщины. Значит, кто-то погиб. И так каждый день: по утрам женщины выгоняли коров на выпас, собирались на углу и обсуждали текущие новости, а уже днем все знали, кто погиб, а кто ранен. Жуть брала страшная.
Добралась война и до нас. В июле 1942 года по профилю (это была старая ростовская дорога), что проходила всего лишь в квартале от нашего дома, отступали советские войска. В основном – пешим ходом. Иногда лошади тянули пушки, а когда шел дождь, пушки увязали в грязи, и их вытаскивали и лошади, и люди. А мы сидели возле дороги и смотрели. В один из дней в наших садах разместилась большая воинская часть. И сразу над станицей начал летать немецкий самолет-разведчик. Это было утром, а уже днем, когда мы с мамой убирали яблоки в саду, вдруг из-за тучи стали выныривать громадные черные самолеты. До этого мы таких не видели. Они стали сбрасывать что-то блестящее на солнце, похожее на елочные игрушки. Прошло мгновение, и стали раздаваться страшной силы взрывы. Земля дрожала, ревели моторы самолетов, пронзительно свистели падающие бомбы… Крики людей, вой собак, мычание коров. Казалось, что этому не будет конца. Но внезапно, как началась, так и закончилась бомбежка. На улице был полумрак от густого дыма. Слышались крики и плач, по улице метались раненые солдаты. Возле нас горели хаты Науменко Карпа и Ласько Ивана. Погибли и люди. Через Максимову Балку, прямо напротив нас, бомба попала в девочку. Ее разнесло на мелкие куски. А чуть дальше мальчик из своей ямы решил перебежать во время бомбежки к соседу Пилипенко Алексею. Так его бомба накрыла прямо на дороге. От него ничего не осталось. Даже хоронить было нечего. В этот день мы своими глазами увидели, что такое война.
После этого бомбежки были почти ежедневно. Немцы пытались разбомбить мост через Максимову Балку, чтобы затруднить отступление наших войск. Сильно бомбили станцию. И днями, и ночами горел элеватор. Станица была окутана запахом горелой пшеницы. Зениток не было, и немцы ничего не боялись. Сжигали и разбивали эшелоны с военными грузами и людьми. Не пожалели даже поезд с тяжелоранеными. В тяжелые дни, когда все горело и рушилось, было место и юмору на злободневные темы. Так, у наших соседей Лесных был отличный подвал, выложенный кирпичом, сухой и теплый. При бомбежке все соседи бежали в этот подвал. А рядом жила семья – беженцы с Украины. Старшего сына звали Семеном. И вот при очередном оповещении о налете мать спрашивает у него: «Ой, Семене, Семене, що ж мы будем робыты, як будуть бомбыты»? А он ей отвечает: «До Лесных у погриб ховаться». Уже и война давно закончилась, а я все вспоминаю эти слова. Из-за бомбежек нас, малышей, отправляли к тете Киле, на край станицы, подальше от центра. Собиралась там полная хата двоюродных и троюродных братьев и сестер. Не знаю, как нас там терпели. Но нам было весело: играли, бесились. Спали покотом на полу, на старых фуфайках, соломе, сене, и всем было хорошо. Бомбили где-то далеко. До нас не доставало, и мы играли в свои детские игры или просто дурачились.
В одно утро нас разбудили и сказали, что пришли немцы. Мы высыпали к воротам. И правда, шла группа военных с автоматами. Мы очень были удивлены, что они, немцы, похожи на обычных людей – у них не было ни рогов, ни хвостов, как их изображали раньше в газетах. Колонны машин двигались по старой ростовской дороге на юг. Мы впервые увидели громадные машины, пушки тянули тягачи с громадными колесами. Пеших солдат не было – их везли в крытых машинах. Иногда проезжали колонны мотоциклистов. Тетя Саня Затынацкая жила прямо возле профиля и видела, как идут немцы. И вот она моей маме говорила: «А чи чулы, Пилыпивна, нимци пише не ходят. Уси на моцоциклах, а яки и на лисапетах». Старшие пацаны услышали и понесли эти слова по станице. Фронт ушел на юг, немцы оккупировали станицу… Началась новая жизнь. Мы, дети, конечно, мало в чем разбирались. Вскоре пошли в свою школу, у нас была учительница Василяка Мария Васильевна. Как сейчас помню, в классе висели иконы, портреты Гитлера и других неизвестных мне людей. Нас начали учить немецкому языку. Часто приходили в школу, а уроков не было, так как классы были заняты немцами. Там были штаб или госпиталь. Мы жили как мышата, боялись лишний раз выйти на улицу. Так прошли лето, осень и наступила зима. Зимой 1943 года немцы начали отступать в сторону Ростова-на-Дону. День и ночь по ростовскому тракту шла немецкая техника. Холод был страшный, немцы мерзли как суслики. На головах у них были намотаны платки. Плечи и грудь тоже замотаны платками. Поверх ботинок – лапти из рогожки. За немцами шли румыны. Они обшарили все дома и собрали все, что еще можно было унести. Немцы ушли. В станицу вошли наши войска. Люди высыпали на улицы. Обнимались, плакали, радовались. Выносили еду, заводили бойцов в хаты. Поили их, кормили, обогревали и спрашивали: «Не видели моего… А моего не встречали?»
Фронт ушел на Ростов. И там были ожесточенные бои. К нам доносился гром орудий, а поздно вечером на небосклоне было видно красное зарево, похожее на зарю. Через время мы пошли в школу. Только теперь в классе висели портреты наших вождей и все было на родном языке…
Подготовили: Н.И. Майстровский, сотрудник МБУК «Мемориальный музей Ю.В. Кондратюка (А.И. Шаргей); О. Кайдаш.
