Пора бабьего лета затянулась. В старом парке в эти дни было как-то торжественно и тихо одновременно. Почти голые от листвы деревья тянулись куда-то вверх, в высокое до боли в глазах голубое небо. В воздухе летали блестящие паутинки. Последняя зелень травы была сплошь усыпана опавшей листвой, которая шуршала под ногами.
В глубине парка на лавочке одиноко сидела женщина. Две молодые мамы с колясками забрели сюда случайно, и одна из них поздоровалась: «Здравствуйте, Галина Ивановна!» Та, не поднимая головы, ответила: «Добрый день, деточка!» «Что это за старушка?» – спросила спутница. «Та ты что, Маринка, какая же это старушка? Это же наша англичанка!» – «С ума сойти! Она же как старуха, а ей и 50-ти нет!» «Что делать, – вздохнула первая. – Ей такое досталось… А неделю назад сына похоронила… Он наркоманом был…»
Галине Ивановне действительно не было еще 50. Молоденькой учительницей она приехала в этот городок и сразу полюбилась и старшим коллегам, и ученикам, и родителям. Все приняли как естественное, что она очень быстро вышла замуж. Вместе с мужем, который работал в местной прокуратуре, поехала в отпуск к его родителям, а вернулась одна. Через время рассказала подруге, что свекровь вначале приняла ее хорошо. Потом узнала, что родители Гали простые рабочие и просто выставила ее за дверь со словами: «Это была ошибка со стороны моего сына. Ему нужна жена из приличной семьи…» Муж за Галину не заступился. Через время молодая учительница ушла в декрет, родила сына, которого назвала в честь своего отца Иваном…
Сейчас она сидела в одиночестве в парке и пыталась вспомнить, когда же упустила сына, когда между ними оборвалась нить, которая связывала их долгие годы. Все свободное время было посвящено ему. В школе он практически всегда был на глазах. Ее командировки? Курсы повышения квалификации? Когда она его упустила? Ведь все всегда было для него! Лучшие книги, путевки, компьютер – чего ему не хватало?! И вдруг, как удар молнии: мелькнули глаза Ваньки, наполненные слезами… Она обещала, что поедет вместе с ним по путевке. Он так ждал, а она не смогла. А потом отправила его на каникулы к своим родителям, а потом дальше, больше… Обещала, но не выполняла своих обещаний, а порой, чтобы как-то себя оправдать, врала. А он все понимал и тоже начал врать. Потом обещал исправиться, но… А однажды, когда ему было лет 16, Галина Ивановна сказала сыну: «Все, что могла, я тебе уже дала. Все остальное бери сам!» Вот только что входит во «все остальное», мать не объяснила. А он «взял» по полной программе. Сначала с друзьями разгромили газетный киоск – откупила, потом избили старика – попал в колонию. Пришел притихшим, потухшим. Устроился на работу, ночами подрабатывал, но денег постоянно не было. Потом из дома начали пропадать вещи, дорогие книги… Она слишком поздно поняла, что сын стал наркоманом. Но вместо того, чтобы обратиться за помощью к врачам, пошла к участковому. И тот помог… Ивана поймали с наркотиками и посадили. На свидании он спросил: «Мам, зачем ты это сделала? Мне ведь помощь была нужна, а ты мне смертный приговор подписала. Я ведь уже оттуда не вернусь…» Но ошибся Иван. Из тюрьмы он вернулся. Но очень больным.
В последний день своей жизни он много говорил: вспоминал детство, их совместные прогулки по парку, чтение книг. Он многое помнил из того, что она не вспомнила даже сейчас. А потом неожиданно спросил: «Почему ты тогда со мной не поехала? Ведь все было бы по-другому: не было бы тюрьмы, наркотиков, этой болезни… Я не хочу умирать, мама! Я хочу жить! Ну почему ты тогда не поехала со мной?» На какое-то мгновение Галине Ивановне захотелось прижать к себе худое, измотанное болезнью тело сына и попросить у него прощенья за все, что она не смогла для него сделать, не сделала. Но женщина словно окаменела. Она выпрямилась и глухо сказала: «Все было бы по-другому, если бы ты не подсел на наркотики. Ты выбрал не то, что нужно было в жизни!» Больше они не говорили. Ночью сына не стало…
Галина Ивановна слышала короткий разговор молодых женщин. Ее сердце сжалось от боли, вся жизнь одним мгновением пронеслась перед глазами. А сердце сжалось еще больше и уже не отпустило. Последний осенний лист, отжив свой короткий век, медленно кружа, опустился ей на колени…
О. Федина.