Было обычное рабочее утро. Взрослые торопились на работу, дети бежали в школу. У школьных ворот стояли две женщины: тетя Лиза и тетя Дуся. Одна уже много лет работает в школе техслужащей, а другая дворником. Ребята шли и шли, обгоняя друг друга, торопясь до звонка в класс. Степенно, не спеша прошли юноши из 11 «Б».
– Пошли наши мальчишечки, – любуясь парнями, проговорила тетя Лиза. – И когда только выросли? Давно ли, пострелята, ежики колючие, дергали девчонок за косички?
Дуся фыркнула:
– «Мальчи-ишечки», «дети-шечки», «ребя-тишечки»… Хулиганы они! Слава тебе господи, звонок на урок звенит, хоть сорок минут тишина будет. Глаза они мне намозолили: туда-сюда, то в буфет, то в туалет… Злыдни!
– А ты все-таки не обзывай, – строго сказала тетя Лиза. – Что это у тебя за привычка? Хулиганы, бандиты…
Мимо, стуча каблучками, пробежала молодая математичка Ольга Павловна. Запыхавшись, поздоровалась и скрылась за дверью школы.
– Бедняжка – все бегом, бегом, – сочувственно проговорила Лиза. – Двое деток. Видно, в детский сад их отводила, вот и задержалась…
– Спать надо меньше, раньше вставать, – назидательно проворчала Дуся.
– Трудно ей одной. Муж по контракту служит. Матери нет… Свою, родную, не помнит, а приемная умерла позапрошлым летом. Как-то призналась мне, что свекровь вышла на пенсию и обещает приехать поближе к внукам, хочет помочь… У них, Дуся, со свекровью взаимная симпатия, а та во внуках души не чает, – улыбаясь, закончила Лиза.
– Все-то ты знаешь… Видела я однажды эту «симпатию», – скривив губы, проговорила Дуся. – Фифа городская, небось! Вся из себя такая: на голове наворочена чалма из шарфа, Шахххе-рре-ззада!..
– Да нет, не городская, в какой-то станице живет. И не «фифа», а очень приятная простая женщина. А кто поможет молодой маме с внуками, кроме бабушки? – задумчиво промолвила Лиза.
Вприпрыжку мимо пробежал Валерка из 6 «А», дожевывая на ходу булку.
– Драсте! – картинно раскланялся он перед женщинами. Лиза улыбнулась, а Дуся погрозила метлой:
– Иди, иди! У-у, оболтус!
Пробежали, не обращая внимания на женщин и поглядывая на часы, Витька с Вовкой из 9 «А». Остановился и вежливо поздоровался Костя Костромин. Тетя Лиза ласково откликнулась:
– «Здравствуй, милок!» И тут же набросилась на Кольку Соколова, шестиклассника:
– А ты что с прохладцей шагаешь? Гляди уж, девятый час! А ну прибавь шагу…
– Да бабушка, – пробормотал Колька, – заставила всю яичницу съесть, какао выпить да еще вот и с собой… бутерброды. Возьми, теть Лиз, меня же ребята засмеют, – говорил Колька, засовывая сверток в карман Лизиного халата.
– А пустышку с бутылочкой молочка и памперсы тебе бабушка не положила? – ехидно спросила Дуся.
Колька посмотрел на нее с обидой.
На тротуаре показался взъерошенный, вечно опаздывающий Санька Белов.
– Отдай вон Саньке, – посоветовала Лиза. – Этот завсегда голодный, не откажется, – и, повернувшись к Дусе, вздохнув, проговорила:
– Жалко мальчонку, в чем душа теплится? Отец в тюрьме, мать от водки не просыхает. Достается ему! Только в школе и поест, бежит сюда как на праздник. Ласковы-ый… – она проводила взглядом мальчишек, и женщины видели, как Колька отдал бутерброды Саньке и как тот жадно на ходу откусывал хлеб с колбасой…
– Детство-о, – пропела тетя Лиза. – У каждого свое, каждый ребенок – это целый мир, душа такая хрупкая. С ними надо осторожно, чтобы не сломать… ласково, по-доброму, – рассудительно закончила она.
Двор опустел, и разговор продолжился.
– Хороший мальчик у Костроминой.
– У новенькой? Англичанки что ли? Кажись, из Донбасса приехали?
– У новой. Вежливый, аккуратный, чувствуется воспитание. Мы с ним как-то побеседовали – занятно рассуждает: «Мне, говорит, тетя Лиза, тут жить, учиться, а маме работать. Ну, подрались с одноклассниками, так они со мной испытание провели, на «новенького». Я не буду в обиде, я должен с ними наладить отношения». А ведь, Дуся, без отца растет… – немного помолчали, повздыхали, Лиза продолжала:
– А толку, что Валерка у отца на глазах? Придет тот из гаража, мать нажалуется – папочка вздует Валерку. А от битья добра не жди. Отец вздует, ты вот «хулиганом», «оболтусом» кроешь, а он грубит, обозляется, истинный волчонок. Не-ет, с ними надо по-хорошему. На то и дети, каждый – личность! – почему-то разволновавшись, заключила Лиза.
Дуся, опершись на метлу и уставившись в асфальт, казалось, не слышала собеседницу, думая о чем-то своем… О чем она думала? Может, вспомнилась ей ее бурная молодость и то, как легко она отказалась в роддоме от первенца? А тремя годами позже то же самое произошло и с новорожденной дочкой. «Свобода – прежде всего!» – думалось ей тогда. Где они теперь, ее дети? Кого называют мамой? А она одна… и никогда не услышит слова «мама»…
– Понимаешь, Дуся, личность! – как бы издалека донеслись до женщины Лизины слова. Дуся, встрепенувшись от своих мыслей, вдруг рассердилась:
– Отстаньте вы от меня с вашими детьми! Ли-ичность! Хулиган, он и есть хулиган. Какие с ним могут быть разговоры? Тьфу! – она плюнула на асфальт и демонстративно растерла метлой. Повернулась уходить, а Лиза, покачав головой, проговорила ей вслед:
– Эх, Дуся, душа у тебя грубая! Не любишь ты никого – ни детей, ни вообще людей… Как же так можно жить?..
Т. Юпилайнен.
